«Легендами для хроник» — так Глава называл любое «отклонение от нормы, которое не должен демонстрировать наследник Фу».

Позиция Главы Нейера очень нравилась Косте, потому что глава считал, что все равно нельзя притворяться всю жизнь. Рано или поздно прошлое может дать о себе знать в самый неподходящий момент. Настолько неподходящий, что этот момент может стоить здоровья или жизни, или — статуса. И потому все, что может быть угрозой — нужно найти, описать, обозначить и объяснить сейчас. Заранее.

Так появилась первая «легенда для хроник» — «почему наследник южного клана так прекрасно разбирается в северной кухне, живописи, географии и обычаях ледяного предела» — потому что один из первых Наставников был северянин, который очень скучал по дому, и привил юному господину южного рода любовь к своей родине.

«Почему младший господин перестал любить музыку и заниматься ею, и почему полюбил живопись и каллиграфию?» Потому что музыка — бесполезное искусство для клана, живопись — это возможность помогать Главе в семейном деле, зарисовывать схемы и артефакты. Развивает точность, глазомер и твердость рук, что так необходимо артефактору. А занятия каллиграфией даруют спокойствие, концентрацию и ясность ума, и потому выбор — очевиден.

Насчет храма Великого «легенду для семейных хроник» поручили разработать Косте и принести на утверждение. Твое желание — тебе и отвечать. Коста думал долго и мучительно и не придумал ничего, кроме правды — он умирал — и в этот момент призывал богов на помощь, и откликнулся именно великий и спас его — что было чистой правдой, он даже мог поклясться в этом.

Господин Нейер владел утонченным искусством смешивать ложь с правдой в таких пропорциях, что правда покрывала все — на высочайшем уровне. В «непроверенные слухи для слуг» добавили, что за младшим господином во время тяжелой болезни вдали от домашнего алтаря ухаживал именно жрец Великого — пара служанок госпожи Эло разнесли эту сплетню по всему поместью за один день, а через декаду о «преданности спасителю и почитании Великого юным наследником Фу» знали уже треть Предела.

«Не лги» — наставлял его Нейер, — «всегда говори правду или ту часть, что правдой является — никогда не знаешь, у кого есть артефакт правды, кто и когда может поймать тебя на лжи, использовать это против семьи и клана, и потребовать клятву».

Заниматься пением младший господин, у которого в детстве был «голос чище серебряных колокольчиков и слаще меда», перестал, потому что по «легенде» ему повредили горло и связки эликсирами при лечении и они так и не восстановились. Эту миссию воплотила в жизнь Наставница Эло, напоив его такой невероятной гадостью, что день он не мог говорить вообще, и декаду — только хрипеть, и потом голос сел на несколько октав, и приобрел отрывистость и хрипотцу. Госпожа была довольна ещё и тем, что «ужасающий северный акцент, который может появиться в любой момент, и от которого им никак не удавалось избавиться», тоже получил свое объяснение — две цели одним ударом.

«Почему юный господин иногда не помнит элементарных вещей и вынужден всему учиться заново» — как складывать салфетку на коленях, как стрелять из лука, как ухаживать за лошадками, правилам и нормам — «на господина напали». Подло, и пострадала голова. Юного господина выходили, и теперь предстоит длительный период восстановления.

А то, что бывший в детстве болезненным и крайне хрупким юный господин неожиданно раздался в плечах после обучения на Островах: «Хорошо кормили. Много тренировок, пошел в деда по материнской линии, портрет которого до сих пор висит в личных покоях Госпожи — ведь правда, почти одно лицо?»

Слуги сравнивали портрет, написанный двести зим назад, переводили взгляд на лицо юного господина, на фигуру и кивали, кивали, кивали.

* * *

Госпожа Эло, сменив статус госпожи на статус наставницы подошла к делу неожиданно серьезно и настолько рьяно, что этого не ожидал никто — Коста понял это по не сумевшим скрыть удивления на лицах менталиста и Главы, когда на очередном вечернем семейном совете — Мастер Эло вытащила на стол почти тридцать страниц, исписанных убористыми штрихами — «План обучения молодого господина Фу».

Чего там только не было в этом плане. История — хроники рода Фу, хроники Исхода, хроники родов южного предела, хроники всех родов, которые нашлись в библиотеке.

Верховая езда на южных двугорбых лошадках, верховая езда на лошадках западной породы, у которых нет горбов, управление повозкой, управление паланкином.

Клановая политика, экономика, тактика плетений, зелья и яды, развитие емкости и резерва внутреннего источника, изучение законов, клятвоведение, танцы всех видов, история музыки и четырех искусств, этикет, как важнейшая часть без которой не выжить.

Философия, риторика и география.

От одного этого списка Косте стало плохо — он вообще не представлял, как можно все это выучить, даже за десять зим, если ребенка учат с четырех. Как? Это вообще учиться с утра до вечера, каждую декаду в зиму без всякого перерыва.

Причем, госпожа Эло вычеркнула литературу, решив, что он знает достаточно, живопись и каллиграфию. Никаких уроков рисования, по скольку все это и так выходит у него сносно, а учиться нужно тому, чего он не знает, и не тратить ни мгновения ценного времени зря.

Господин Нейер рисование в расписание вернул.

Посмотрел на его лицо, и вернул. Почти сразу, прежде, чем ком в горле, который мешал говорить — растаял. Он был готов на многое, почти на всё, кроме того, чтобы отказаться заниматься живописью.

Каллиграфию глава вернул тоже и добавил в план госпожи Эло — военное дело и военные игры, стратегию и тактику, переговоры, разбор основных клановых исторических конфликтов за последние тысячу зим, предмет — механические устройства, артефакторику, и практические занятия. Работу с активными боевыми плетениями, занятия физическим боем, стрельбу из лука, соколиную охоту, и — ремесла, против которых особенно громко возражала госпожа Фу. Ведь ремесла — дело черни.

Но господин Нейер остался непреклонен: «Он должен уметь все, чтобы понимать и выжить. Ничего лишнего».

Это — «ничего лишнего» занимало столько места на листах, что Коста вообще не представлял, как это возможно — уместить столько занятий на декаде.

* * *

Конечно, ничего не уместилось. И мало того, госпожа Эло постоянно вступала в споры с господином — она мастер и ей виднее, но господин — глава клана — и главное, чему он должен учить наследника — это управление кланом и родовому делу, какой Фу без артефактов?

Госпожа возражала, что без умения вести себя в обществе никакие артефакты не понадобятся, без умения различать яды — его быстрее отравят чаем на первых же переговорах, не позволив продемонстрировать навыки, а без умения «управлять домашним хозяйством» — он — Коста — поедет на такие ценные клановые переговоры голодным, в одних рваных штанах.

Почему штаны должны быть именно рваными, Коста так и не понял — шить он умел и вполне сносно, как мог и сам постирать вещи, если запачкаются. Но видимо господин Нейер понял лучше, что именно целую декаду до него пыталась донести госпожа Эло и на девятый день вызвал его вечером к себе в кабинет — без Наставницы — и принял клятву ученика, став Мастером.

Так у Косты появился ещё один мастер и один выходной на декаде — десятый день, если он показал хорошие результаты.

И уже Мастер, а не Глава Нейер, отдал ему приказ отправляться отдыхать. Под «отдыхом» господин подразумевал смену деятельности — один день на декаде наследники Фу проводят в пустыне. Познавая пески, изучая земли, основы выживания, соколиную охоту и знакомятся с «вассальными пустынниками».

Приказы мастеров противоречили друг другу. Мастер Эло требовала заниматься каждое свободное мгновение, мастер Нейер — отдыхать, о чем Коста и сообщил. Господин Ней разрешил дилемму выбора быстро, указав, что он теперь не только его Мастер, но и Глава клана, и значит, его приказы имеют больший вес, чем приказы госпожи, и ученику следует «незамедлительно испариться».

Хотя, Коста решил, что его просто отправили подальше — чтобы он не видел битвы «мастера номер один» и «мастера номер два», которая непременно будет, как только госпожа