– Ничего подобного, – нервозно веду рукой, убирая за спину влажные волосы. Я всеми силами старалась не показывать усталости, чтобы хоть чем-то компенсировать свою неопытность, но его голод, похоже, неутолим. Неужели где-то прокололась?

– Твоя бледность может соперничать с больничными стенами. Вон комар аж мимо пролетел, сразу видно – не обнаружил признаков жизни. Так и хочется прописать тебе кофейную капельницу и долгую прогулку перед сном на свежем воздухе.

– Он боится при тебе распускать хобот, – улыбаюсь, сдерживая желание прикусить губу, при виде того, как Мир растирает окурок о дно пепельницы и медленно, продолжая смотреть в самую душу, движется ко мне.

– А ты?

– Что я?

– Ты всё ещё меня боишься? – выдыхает шёпотом, подхватывая и слегка сжимая мою ладонь. Моих пальцев касаются горячие губы.

– Нет, – перестаю дышать, наслаждаясь неожиданным проявлением ласки. Арбатов искушён, горяч, ненасытен, но нежность ему совершенно точно несвойственна. – После всего, что мы делали, это было бы глупо...

– Поэтому ты стесняешься меня тормознуть? – недослушав, произносит он с лошадиной долей иронии. Мир вскидывает бровь, наблюдая за тем, как я заливаюсь краской под изучающим взглядом. Пальцы обличительно вздрагивают в сильной ладони, натягивая край его рта в многозначительной улыбке. Выходит почти мило... почти, если бы не излишне серьёзный голос: – Маш, а тебе неинтересно узнать, чем же ты всё-таки меня покорила? Помимо периодического отказа от лифчика.

– Разве можно выделить что-либо конкретное?

– Представь себе, – он едва заметно сдвигает брови к переносице, обозначая значимость своих слов. – Я подсел на твою искренность. На то, как ты не корчила из себя ханжу и не прятала глаз пока я имел другую. На то, как не стала ломать из себя недотрогу, и просто пришла за солью, когда захотела большего. На то, как душевно влепила по морде, в ответ на моё: "ты мне нравишься". Просто оставайся собой, Маш. Устала – откровенно шли к чёрту. Будь со мной честной и тебе нечего бояться.

Мир буквально вынес мне душу своими словами. Потому что это сейчас было признание в любви – обезоруживающая ничем не припудренная прямота. Я не испытываю его доверие – он платит той же монетой. Чистое зеркальное равенство. Гадать, какова обратка за малодушие нет необходимости. Не знаю, когда только успел, но Дима теперь у Арбатова в чёрных списках везде, где только можно: телефон, соцсети, круг общения. Он доверил другу присмотреть за мной, а Исаев не оправдал возложенных на себя надежд. Я точно помню, что утром на сеновале не последовало ни выяснений, ни упрёков – ничего, только полный необратимый игнор. Многолетняя дружба распалась с концами.

– Я бы не отказалась от прогулки на свежем воздухе, – тихо признаюсь, глядя в спокойные карие глаза.

Это на эмоциях просто дерзить и гнуть свою линию, раздавать затрещины и плескать водой в лицо, а вот так вот – под строгим внимательным взглядом до сих пор слабо верится, что мне позволено быть с ним на равных.

– Две минуты, накину футболку, – пропускает он в тон поощрительные нотки.

– Погоди, – подцепляю пальцем карман его джинсов, когда Мир обходит меня, направляясь к двери. – Сначала мне нужно будет зайти домой. Переоденусь.

Ну а что? Гулять так гулять. Я, может, тоже хочу надеть соблазнительное платье, чтобы выглядеть женственной, а не как какой-то там запуганный... паучонок!

– Не вопрос, – кивает он с лёгкой усмешкой. – Зайдём первым делом к тебе.

Опрометчивость своей просьбы осознаю уже вставляя ключ в замочную скважину. За время, что меня не было дома всё наверняка успело покрыться слоем пыли. Некстати вспоминается в каком нервическом состоянии я собиралась на озеро, раскиданная одежда, невымытая посуда, наверняка обросшая в раковине слоем плесени. В отличие от Арбатова я не могу себе позволить домработницу. И не сказать, что сама неряха, мама приучила меня к порядку, но как это обычно бывает, закон подлости сработал безотказно – в самый неподходящий момент.

– Мир, – пытаюсь загородить ему дорогу. Какой там! Он напирает так целеустремлённо, что приходится пятиться. В ноздри тут же ударяет спёртый запах давно непроветренных комнат. – Мир! – молю с отчаянием. – Давай ты подождёшь здесь? Я быстро. Честно! Дай мне пять... нет, даже три! За три минуты управлюсь.

Подстёгнутая неловкостью, принимаю решение не дожидаться ответа. Кажется, именно так обычно ставят человека перед фактом – не оставляя возможности возразить.

Слава богу, в гардеробной всё висит на своих местах: чистое и тщательно выглаженное. Егор – отец Арбатова – никогда не жалел на нас с мамой ни внимания, ни средств, поэтому одних платьев у меня наберётся под сотню. Достаточно, чтобы озадачиться проблемой выбора примерно на полдня. Ещё недавно я стремилась соответствовать безупречному Диме, тщательно продумывая образ даже для прогулки в соседний сквер. С Мироном у нас всё не как у людей. Надеваю первый попавшийся сарафан, зажимаю под мышкой ближайшие босоножки и, попутно расчёсывая пальцами волосы, пулей выбегаю обратно.

– Мир? – зову, недоумевающе оглядывая пустой коридор. Глупо было надеяться, что Арбатову взбредёт в голову что-либо возражать. Он просто без лишних разговоров сделает по-своему. – Мир?! – повторяю уже громче. С таким же успехом можно звать Деда Мороза, лёжа где-нибудь под пальмой на южном курорте.

Заглянув на кухню, вскользь отмечаю преувеличенность своих опасений. Две кружки и тарелка из-под овощного рагу аккуратно сложены в раковину, на столе ни одной крошки, плесени тоже нигде не видать, как, впрочем, и мою непоседливую пропажу. Вот куда он мог податься? Дом-то хоть и скромный, но комнат наберётся прилично. Что может в первую очередь заинтересовать Арбатова? Неужели всё-таки спальня? Та самая, в которой осталась не застеленная кровать и, рядом с ночником, новенький томик Камасутры. Чёрт бы побрал мою любознательность! Чувствую, досадный конфуз мне обеспечен.

– Ах вот ты где, – нервно смеюсь, узрев его широкую спину.

У тумбочки, где ж ещё!

Но что-то не так, и это "что-то" явно не повод подшутить над неловкой находкой.

Мир плавно оборачивается, вызывая непреодолимое желание поёжиться. Я тупо смотрю в его заострившееся лицо и пытаюсь сообразить. Получается из рук вон плохо. Те же глаза, но взгляд ледяной; та же челюсть, но сжата так твёрдо, будто по его телу пропустили разряд в двести двадцать вольт.

– Объяснишь, на кой тебе это понадобилось?