– Есть, – отвечаю я, снова пододвигаясь. – На самом деле у меня их много. Они живут дома, во дворце Бершарбор.

– А сестры?

– Да, но они на несколько столетий старше и не живут во дворце. Я самый младший ребенок своего отца. Хотя у меня есть двоюродные сестры-шелки. – Мне требуется мгновение, чтобы понять, что будет довольно вежливо в свою очередь спросить что-нибудь у Дориана. – А как насчет вас? У вас есть братья или сестры?

– Сестры, – говорит он, и на мгновение его взгляд становится расфокусированным. – Две сестры.

Я снова придвигаюсь, но в этот момент Дориан смотрит на мои бедра. Я замираю.

– Сколько им лет?

– Шестнадцать и четырнадцать. – Его лицо лишено эмоций, но в словах слышится определенная тяжесть. Возможно, печаль? Это заставляет меня задуматься, не будят ли разговоры о семье воспоминания о его покойном отце.

«Его отец – предатель, убийца фейри», – напоминаю я себе.

Покачав головой, Дориан переводит взгляд на меня.

– Что морская принцесса делает в Люменасе?

В его вопросе нет и намека на упрек, но, несмотря на это, он выводит меня из себя. В основном потому, что я не знаю, как на него ответить, чтобы не солгать. С другой стороны, какое это имеет значение? Дориан не задержится на этом свете достаточно долго, чтобы передать кому-либо мои слова. От этой болезненной мысли мой желудок переворачивается, но я стараюсь это игнорировать.

– Я живу здесь около года.

– Чем вы здесь занимаетесь?

– Я… работаю в театре под названием «Проза стервятника».

Впервые в глазах Дориана появляется что-то, похожее на интерес.

– Что именно вы там делаете?

Мне требуется несколько секунд, чтобы найти ответ. Я не могу удержаться от гордой ухмылки, когда подбираю правильную фразу, которая сделает мои следующие слова правдой.

– Я помогаю финансировать представления.

– Я заинтригован, – признается Дориан, и, похоже, это действительно так. Не сводя с меня глаз, он ставит свою чашку и наклоняется ко мне. Кажется, с каждой минутой он чувствует себя все более комфортно в моей компании.

Подаксис прочищает горло.

– Я… пойду посмотрю в окно. – Он вскакивает со стула и перебирается по полу так быстро, как я никогда не видела, а, добравшись до окна, решительно поворачивается к нам спиной, лишая себя возможности увидеть, что произойдет дальше.

Это наш знак. Время пришло.

Я придвигаюсь к Дориану еще на дюйм. Кровь шумит у меня в ушах, а на шее выступают капельки пота. Покалывание в губах усиливается, в то время как все остальное внутри содрогается при мысли о том, что я собираюсь сделать.

«Он плохой человек, – говорю я себе. – Он убил фейри. Он защищал восстание святого Лазаро».

И что важнее всего…

Либо его жизнь, либо моя.

– Мы можем поговорить о… вопросе, который я задал вам вчера за ужином? – спрашивает Дориан.

Все внутри завязывается узлом. Я вспоминаю наш напряженный разговор о спасении фейри и о том, как он защищал восстание церкви. Если Дориан собирается поднять этот вопрос, я рискую упустить свой шанс. Более того, Глинт МакКриди может вернуться в любой момент.

– Вы можете задать мне любой вопрос, – говорю я, придвигаясь еще на дюйм.

Что-то похожее на нервозность отражается на лице Дориана, отчего он выглядит гораздо менее суровым, чем раньше.

– Я знаю, что вы не хотели подтверждать или опровергать случившееся, но я подумал, что теперь, когда мы одни, без репортера… Я просто хочу знать, правда ли вы… вы – это она? Потому что я помню девушку, которая спасла меня той ночью.

Собрав всю свою решимость, я наклоняюсь вперед, беру лицо Дориана в свои ладони и прижимаюсь своими покалывающими, горящими губами…

– Что вы делаете? – Он обхватывает мои запястья и слегка отталкивает меня.

Я замираю, когда между нашими лицами остается только несколько дюймов. Мое дыхание становится поверхностным, пока я размышляю, стоит ли мне наклониться немного вперед и попытать удачу еще раз. Его крепкая хватка заставляет меня задуматься, смогу ли я вообще сдвинуться с места.

Он медленно отпускает мои запястья и поднимается на ноги.

– Неужели вы только что попытались меня поцеловать?

Я отвожу взгляд и опускаю руки на колени.

Дориан отступает и неловко опускается на стул в дальнем конце стола.

– Я не хочу смущать вас, мисс Мэйзи, но, возможно, как принцессе-фейри, вам мало знакомы человеческие приличия.

В его тоне столько сожаления, что меня тошнит. Мой разум разрывается между ужасом, паникой и грузом неудачи. Между всем этим вплетено самое непостижимое чувство из всех – та самая эмоция, о которой говорил Дориан. Смущение. От этого жар приливает к моим щекам, и я сжимаю складки своих юбок. С каждым учащенным ударом сердца мое смущение разрастается, пока не становится похожим на гнев – гораздо более приятное чувство, за которое я хватаюсь, как за спасательный круг.

– Смущена? Я? Я принцесса-фейри, брат Дориан. Я не… Почему я должна быть смущена?

Выражение его лица в мгновение ока становится жестким.

– Ах так? Тогда мне следует предположить, что вы пытались заманить меня в ловушку, чтобы я разрушил вашу репутацию и, руководствуясь честью, выбрал вас в конце конкурса? – Он откидывается на спинку стула и качает головой. – Я наслышан об обманах фейри, мисс Мэйзи, и о шелки тоже. Морские искусительницы. Вам не удастся добиться успеха, используя свои уловки против братства Святого Лазаро. Никто из здешних священников, и уж точно не я, никогда не был столь наивным.

Мне не сразу удается сформулировать свой ответ.

– Я не пыталась заставить вас обманом испортить мою репутацию. Фейри гораздо меньше заботятся о подобных вещах, чем люди.

Он встает со стула.

– Тогда, возможно, мы вообще не подходим друг другу. Доброго вам дня. – Не удостоив меня вторым взглядом, Дориан направляется к двери и уходит.

Единственный звук, который я слышу в его отсутствие, мое сердцебиение, которое отдается эхом от звука хлопнувшей двери. Я даже не замечаю Подаксиса, пока друг не забирается ко мне на колени.

– Я говорил, что все не так просто, – шепчет он.

Я открываю рот, чтобы возразить, но у меня не осталось на это сил. Я потерпела неудачу. У меня был план, которому я следовала… и все испортила.

Голос Дориана, его извиняющийся тон и злобные слова, которые он сказал после, заполняют мой разум. Я съеживаюсь от воспоминания о том, как пылали мои щеки, когда он отверг мою попытку поцеловать его. Вообще-то он предотвратил мою попытку убить его, и все же я не могу избавиться от стыда из-за того, что мой поцелуй был отвергнут.

Глупо, глупо, глупо.

Хуже всего то, что я ничуть не приблизилась к освобождению от Нимуэ. Ее