– Желаешь исповедоваться, дитя? – к Виолетте подошел священник в широком темном одеянии, расшитом небольшими капельками зеркал, и протянул ей чашу с водой. На его голову был накинут капюшон, и лица не было видно.

– Боюсь, я не готова, ваше чистейшество.

– Зато Отраженный всегда готов и видит твое сердце. Пей, не бойся. Иногда достаточно глотка, чтобы наполнить высохшее море.

Летта отпила глоток вкуснейшей серебряной воды.

– Я пришла помолиться об отце.

– О кощуннике Роберте? – усмехнулся священник. Летта видела из-под капюшона только его острый подбородок и тонкие бледные губы. – Молись, дитя, молись. Я помолюсь вместе с тобой.

И странный священник опустился на колени перед чашей и замолчал.

Так и помолчали. Но Летта удивительным образом успокоилась. Будь что будет. Назад пути нет.

После возвращения в покои заявились портнихи. Платья для Виолетты и ее маленькой свиты были уже готовы, но понадобилась зачем-то еще одна примерка. Летта даже не заметила, во что ее обряжали.

Потом пришел целитель и долго вздыхал, осторожно направляя на принцессу ледяные потоки воздуха.

– Рано, слишком рано, не выдержит, – бормотал старый ласх.

– Что не выдержит?

Целитель сверкнул яркими глазами из-под нависших бровей, но не стал ничего уточнять.

– Не бойтесь, ваше высочество. Главное – никакого страха, – напутствовал он, окончательно повергнув пациентку в нервную дрожь, как будто и не было очистительной молитвы.

А когда слуга объявил, что Летту ждет на ужин сам император, ее начало мелко трясти от ужаса. Особенно, когда девушка вспомнила, что сбежать без Яррена не получится: амулет переноса остался у горца, а сам он пропал по дороге из посольства.

Это известие Летта получила уже за ужином. Император сообщил как незначительный пустяк, между первой переменой блюд:

– Ах да, дорогая невеста. Один из ваших телохранителей, как мне доложили, объявлен в розыск. То ли бежал, то ли потерялся. Его имя Яррен фьер Ирдари, кажется.

– Как может потеряться человек? – изумилась Летта.

– Довольно просто в наших краях. Погода к вечеру испортилась, а предупреждению о том, что грядет сильный буран, он не внял. Горцы бывают излишне самонадеянны. Даже коренные северяне во время непогоды стараются не выходить на открытое пространство: можно заблудиться в шаге от двери дома. И это не преувеличение.

– Но его найдут? – забеспокоилась девушка.

– Обязательно, если не сбежал.

– Не сбежал, – твердо сказала Летта. – Он дал клятву. Горцы очень трепетно относятся к слову чести.

– Надеюсь, юноша найдется к завтрашнему вечеру в добром здравии, ведь он должен сопровождать вас на церемонию помолвки.

Сердечко Летты дрогнуло.

– Но ведь непогода.

– Нам она не помеха. В главный храм ведет из дворца подземный ход.

– А если лорд Яррен не найдется?

Император помрачнел.

– Это плохо, но нас не остановит. В самом крайнем случае место сопровождающего может занять священник вашей конфессии, – о недовольстве Алэра говорила лишь легкая морщинка, на мгновенье прочертившая безупречно гладкий лоб, – Духовный отец вполне может выполнить обязанности посаженного .

– Нет-нет, это невозможно, ваша многоликость! У нас не смешивается духовное и мирское! – принцесса сделала огромные глаза.

– Вот как? Что ж, тогда с этой задачей справится посол Гардарунта.

Принцесса тяжело вздохнула:

– Не сомневаюсь, что он получил полномочия от моего отца или брата, иначе, если он решится самовольно выступать от их имени, как полномочный представитель моей семьи, его ждет казнь, как самозванца.

– Когда она еще будет, – усмехнулся Алэр. – Но вы зря беспокойтесь, моя прекрасная невеста, помолвка – это еще не свадьба. Вас даже мои старейшины не будут осматривать на предмет невинности.

«Тем более, что ты, ледышка, уже осмотрел», – стиснула зубы Летта.

Весь дальнейший вечер владыка Севера вел себя так мило, что Летте показалось, будто его подменили. Ни следа холодной надменности, ни единого брезгливого подергивания рта, ни косого взгляда или насмешки.

Алэр, если и смеялся, то не над ее неловкостью. Оказалось, Летта неправильно взяла прибор для разделывания особого лакомства – строганины. Ее ели руками даже императоры. Алэр макал розовый прозрачный ломтик сырой рыбы в соус и с крайне соблазнительным видом отправлял его… в рот Летты.

Она была шокирована. Ей казалось, происходит что-то крайне неприличное. Но придворные дамы, присутствовавшие на обеде ради приличия, – не оставлять же неженатого мужчину и незамужнюю девушку наедине, – совершенно невозмутимо принимали от своих кавалеров такие же подношения.

Император ухаживал за девушкой, рекомендуя ей те или иные блюда, и по одному его взгляду или даже мысли слуги ставили перед принцессой манящие запахом и цветом яства.

Еще выяснилось, что при дворе северян не принято класть салфетки на колени, и Алэр ловко стянул с колен девушки вышитую батистовую салфетку и спрятал в карман, отвесив взамен рыцарский комплимент:

– В нашем суровом краю самая большая ценность – это тепло. Этот кусочек ткани соприкасался с вами и теперь навсегда сохранит для меня ваше тепло, моя дорогая невеста. Я мечтаю о мгновении, когда смогу насладиться им.

Летта краснела и бледнела от ужаса, представив, как мужчина снимает с нее платье и прижимает его к груди, бормоча что-то о человеческом тепле. Какой кошмар! Ей не хватит гардероба, чтобы согреть императора холода, это невозможно!

«Или возможно?» – спрашивала она себя уже через полчаса.

Может быть, не все так страшно, как она запугала сама себя? Жили же рядом с ним женщины… Правда, недолго.

Надо узнать, может быть, «недолго» – это лишь с человеческой точки зрения?

Император оказался умным и тонким собеседником. Он неустанно цитировал чьи-то пылкие стихи, вспоминал легенды айров, искрометно шутил, рассказывая о традициях ласхов и отсутствующих за столом северных аристократах, с которыми должна познакомиться завтра его милая и нежная (так и сказал!) невеста.

Летта не скучала.

Ей было до жути тоскливо.

Она улыбалась, кивала, восторгалась, чтобы не казаться невежей, что-то спрашивала, демонстрируя интерес к собеседнику. То есть, использовала весь арсенал изысканной придворной дамы. И даже промахи в знании этикета или нечаянно сказанную глупость умудрялась подать как милую шалость, успевая прочитать в льдистых глазах жениха, что ляпнула что-то не то. Этим искусством она виртуозно владела. И даже смогла процитировать какую-то подходящую строчку из гимна на мертвом языке айров.