Милисента и Дольсса застыли неподалеку. Их горе почти осязаемо и давит огромным грузом на мою грудь.

– Туннель оказался ненадежным, поэтому Одива приказала нам уходить, – говорит Роксана.

Я слегка качаю головой. Все, что они рассказали, основано на словах Одивы. Но мне этого недостаточно.

– Иди домой и отдохни. – Пернелль гладит меня по руке. – Ты можешь присоединиться к нашей охоте завтра.

Она говорит об охоте на золотого шакала. Но это так смешно.

– Нет. Я отправлюсь сегодня. Прямо сейчас.

Я отмахиваюсь от них, но чувствую, как их встревоженные взгляды впиваются в мой затылок.

– А как же твоя птица? – спрашивает Дольсса.

Я опускаю изумленный взгляд и вижу, что козодой безвольно болтается в руке. Ох.

На негнущихся ногах я подхожу к полуразрушенной садовой стене и бросаю птицу на камень. А затем вытаскиваю костяной нож Аилессы.

Удар.

Я поднимаю отрезанную ногу и разрезаю ладонь острой костью, чтобы она соприкоснулась с моей кровью. Все. Обряд окончен. Я сжимаю в кулаке птичью ногу с когтями.

А затем, оставив козодоя на камне, покидаю старейшин, заросший сад и заваленные камнями руины Шато Кре. И бегу. Прочь от морских утесов и плато прямиком в лес. Пересекаю паутину ручьев и рек, мост за мостом. Бегу из последних сил, пока не чувствую, как начинают неметь легкие от нехватки воздуха и колоть в боку. Пока порез на ладони не перестает жечь, а глаза не высыхают.

Я почти добралась до входа в катакомбы. И просто сгораю от желания пробраться внутрь. Но приблизившись к краю оврага, резко останавливаюсь.

Воздух с выдохом покидает легкие. Сердце подскакивает к горлу.

Я неуверенно переступаю с ноги на ногу.

Прекрасные и понимающие глаза серебристой совы смотрят на меня.

Она здесь. Под ярким светом луны. Сидит на земле, а не на дереве.

Примостилась на краю оврага.

И это явно знак того, что я права.

Аилесса жива.

Я делаю шаг вперед, и серебристая сова расправляет крылья, а затем слегка опускает их, словно защищается от меня. Она не хочет, чтобы я приближалась.

Сердце слегка замедляется в груди. Я чувствую боль в мышцах и дрожь в руках и ногах. С ладони, сжатой в кулак, капает кровь. Лапа птицы вместе с тупыми когтями впиваются в мою рану.

И тут я осознаю, что так и не получила благодати от козодоя.

Неужели я оскорбила богов? Ведь я убила птицу в ярости, а кость благодати и вовсе забрала бездумно.

– Простите, – прошу я у Тируса и Элары, но при этом продолжая смотреть на серебристую сову. – Я сделала это, чтобы спасти Аилессу.

Сова складывает крылья.

Тепло растекается по коже, и я вздрагиваю. Мир вокруг меняется, словно внезапно взошло солнце, только оно отбрасывает слабое фиолетовое свечение. Я осознаю, что происходит… Аилесса описывала нечто подобное, когда убила сокола. Так воспринимается зрение дополнительных цветов. Раньше я их не видела. Но начну, как только впервые увижу мертвых. Все Перевозчицы нуждаются в этой благодати.

Боги простили меня.

– Я спасу ее, – обещаю я серебристой сове, словно она понимает меня. – Знаю, я единственная, кто сможет это сделать.

Птица тихо вскрикивает, а затем издает звук, напоминающий мурлыканье.

– И я хорошо подумаю, прежде чем выбрать следующее животное. – Благодати козодоя хоть и полезны, но не дают мне силу, а именно ее мне сейчас не хватает больше всего. – Постараюсь действовать умнее и просчитывать все наперед.

Если Одива с четырьмя старейшинами Леурресс не смогли спасти Аилессу, то мне придется составить тщательный план, как сделал Бастьен и его друзья.

Сова качает мордочкой, напоминающей по форме сердце, сначала вперед и назад, а затем из стороны в сторону.

Моя решимость крепнет. Вот только необходимо проявить терпение, чтобы добиться успеха. Но, думаю, у меня есть время в запасе. Скорее всего, Аилесса уже рассказала Бастьену, что их души связаны узами жизни и смерти. И, видимо, он поверил ей, иначе уже убил бы подругу, особенно после того, как лишился возможности убить ее мать.

– Я не подведу.

Сова расправляет крылья, и мое зрение вновь меняется. В этот раз окружающий мир приобретает оттенок не фиолетового, а серебристого цвета, словно у каждого предмета появляется ореол, как у полной луны. Но что бы я ни видела, это не могло появиться от козодоя.

В голове, а может, и перед глазами, возникает образ.

Он полупрозрачный, но быстро уплотняется.

Я резко втягиваю воздух. Это Аилесса. Она сидит на камне, связанная по рукам и ногам. Ее голова склонена набок, а плечо прижимается к стене. Каштановые волосы спутались. Тело покрыто грязью и царапинами, а в глазах застыла пустота. Весь огонь исчез.

– Ох, Аилесса, – шепчу я, чувствуя, как все сжимается в груди.

Но стоит словам слететь с губ, как она поднимает голову, и наши взгляды встречаются. Сердце тут же пускается вскачь.

– Сабина? – Ее голос дрожит от удивления и надежды.

Я улыбаюсь, ощущая невероятное облегчение. Я верила, что она жива, но когда видишь подтверждение этому, все воспринимается по-другому.

– Будь сильной, – прошу я. – Я приду за тобой.

По ее лицу стекает слеза.

Я тянусь вперед, чтобы коснуться ее руки. Она так близко. Но в ту же секунду видение покрывается рябью, словно встревоженная вода. И Аилесса исчезает.

Сердце тяжело колотится в груди.

– Как это возможно?

Но единственная, кто слышит вопрос, – серебристая сова.

Она бьет крыльями. Отрывается от земли. И улетает.