Я, разумеется, принимал во всем этом самое непосредственное участие.

— Сходи-ка ты, командир, за колышками вон в тот лесок! — попросил меня Петр Михайлович. — Держи топорик, нарубить надо тонко — сделаем шалаш для машины, пока здесь стоим. Всяко с воздуха видно не будет!

Леша и Ваня были перемазаны в мазуте с головы до ног, так что им поручить такое задание было невозможно. И я пожал плечами, подхватил топорик, снял кобуру и убрал ее в танк — будет мешаться, нож в ножнах оставил там же, но пистолет по привычке сунул в карман, после чего двинул к березовой роще, находившейся от нас минутах в пятнадцати неспешного шага.

Вокруг были исключительно наши, опасаться мне было нечего, и я особо не озирал окрестности в поисках неприятеля. Немцы находились километрах в тридцати к западу.

Роща оказалась как раз такой, как требовалось. Молодые стволы деревьев взметались вверх, к солнцу. Мне надо было нарубить штук десять, чтобы суметь дотащить разом. Я взялся за топор и тремя ударами срубил первое деревцо.

— Эй, служивый, закурить не найдется? — раздался хриплый голос откуда-то справа.

Я неспешно повернулся, держа топор в правой руке. Из рощицы вышли трое: вроде и в форме — гимнастерки, галифе, сапоги, — но какие-то слегка расхлябанные: ремни расслаблены, пилотки на затылках, морды небритые.

На мне был танковый комбинезон без погон, так что определить мое звание они не могли.

— Не курю! — коротко ответил я. — И вам не советую! Вредно это, здоровье портит!..

— Гляди-ка, Жук, тут человек о нашем здоровье печется! — живо подхватил хриплый, оказавшийся невысоким и худощавым, болезненного вида человеком. Вот только лицо его выдавало. Это была физиономия бандита… точнее, мелкого уголовника — урки. Да и руки и шея, что были видны из-под гимнастерки сплошь синели наколками.

До меня дошло. Я столкнулся со штрафниками, за какой-то своей надобностью отдалившимися от расположения своей части. Причем, это была именно уголовная часть штрафной роты. Эх, лучше бы мне попались политические — с ними проблем существенно меньше. Те — люди идейные, хоть и против советской власти, но родину любят, и беспредела не допускают. Урки же народ простой, как пять копеек. Если что-то лежит без присмотра, то взять это себе — дело принципа. Вот только с чего они решили, что прохожий парнишка-танкист их законная добыча, совершенно непонятно. Видно, свежие уркаганы, едва-едва доставленные с зоны на фронт, пороха пока не нюхали, а прежние повадки еще остались.

— А чего это он такой добренький? — удивился второй, высокий и мордастый тип, себя поперек шире, с многократно переломанным носом и пальцами в наколках. — Может, накатил на шаг ноги? А нам не плеснешь каплю, душа горит и просит!

Хриплый внезапно пропел:

— Говорят, мы алкаши, пропиваем все гроши,

Ничего не знаем, кроме ресторана.

Но на это мы плюем, мы пили, будем пить и пьем!

Из медной кружки и из чайного стакана!

— Не хочет он нам налить, — нахмурился третий, бритый мужик с огромным шрамом через всю голову. — Жадный фраер!

Я перехватил топор удобнее. Кажется, дело пахло неприятностями. Втроем они вполне могли бы справиться с таким, как я, невзирая на топор. Они же не знали, про сюрприз у меня в кармане.

— А фраеров надо учить! — выпятил глаза хриплый. — Фраера башлями делиться должны, иначе они не люди, а гниль подшконочная! Выворачивай кармины, да поживее!

— А вы ничего не попутали, бродяги? — искренне удивился я столь безоглядной наглости.

Вблизи линии фронта пытаться брать лейтенанта танковых войск на гоп-стоп… это надо быть либо полными дебилами, либо желать как можно скорее свести счеты с жизнью.

Самоубийцами троица не выглядела, значит просто идиоты, которых жизнь ничему не учит. Понятно. Решили, что и тут на линии фронта, где народ обстрелянный, могут пройти фокусы из подворотни. Нет, ребята, взять меня нахрапом не получится!

Либо же… я просто оказался не вовремя не в том месте. А вся эта болтовня нацелена на одно — заговорить мне зубы.

— Ты еще побазарь с нами! — взрыкнул здоровяк. — Делись барахлишком и башлями, да проваливай!

Меня стали помаленьку брать в полукруг. Еще миг — и бросятся.

Я еще раз взглянул на них, оценил все риски, и решил, что церемониться с этой братией себе дороже. Огнестрельного оружия при них я не увидел, видно, пока не выдали, но ножи у них наверняка имелись.

Поэтому быстрым движением воткнул топор в землю, вытащил из кармана пистолет, передернул затвор и молча направил его на хриплого, как самого активного из троих. Но и остальных при этом не выпускал из поля зрения.

— Стоять-бояться! — приказал я. — Руки в гору, мразота синяя!

У меня более не было и сомнения в том, что меня не просто пытались взять на испуг. Разжиться монетой, куревом, какими-то ценностями… вот только после этого запросто чиркнули бы ножиком по горлу, да припрятали бы тело в этом же лесочке. Никто бы и не нашел. А если бы и нашел, с кого спрашивать?

Так что же вы тут забыли, господа воры? По какой-такой великой надобности без разрешения покинули расположение батальона? Ведь это расстрел!

Они осознали угрозу, и приняли ее всерьез. Замерли на месте. Взгляды у них изменились. Еще мгновение назад на меня смотрели, как на падаль, а хриплый каждые несколько секунд сплевывал мерзкую желтую слюну на траву. И все же они не оценили меня правильно. Посчитали, что перед ними обычный парнишка-танкист из заводских.

Руки они подняли, но как-то неохотно, и мелкими, незаметными, приставными шажками продолжали приближаться ко мне, беря в полукруг. Знакомая тактика. Я все видел и все понимал. Такими дешевыми фокусами меня не взять.

— Ну, ты че, бес, — заговаривал зубы хриплый, — мы же пошутили. Любим пошутить! Шел я лесом, видел беса, бес картошечку варил, котелок на хрен повесил, а из жопы дым валил! Точно я говорю, Жук?

Он повернулся в сторону самого крупного, и я невольно на долю секунды перевел взгляд туда же. И в это мгновение третий урка прыгнул мне в ноги, стараясь сбить с ног массой своего тела. Произошло это стремительно и умело, но я ожидал чего-то подобного, поэтому легко отступил в сторону, не выпуская из виду и остальных. А