Гуаньдун сохранялась до мая 1946 года, когда советские войска были выведены из Маньчжурии. После этого там были оставлены только силы, предназначенные непосредственно для выполнения задач в районе военно-морской базы; соответственно была произведена их новая перегруппировка.

Скажу, что определение боевых задач для советских войск на Гуаньдуне вовсе не носило характера некоей штабной игры, с ее только писаными диспозициями. Уже в 1945 году нашим морякам и авиаторам пришлось иметь дело не с условными, а с реальными нарушителями водного и воздушного пространства в районе Порт-Артура. Это были американские корабли и самолеты.

Действие советско-китайского договора о дружбе и союзе и соглашений в самом начале вышло за рамки только предотвращения повторной агрессии со стороны Японии.

«Еще большая угроза для независимости Китая надвигалась со стороны США. Советско-китайский договор и соглашения преграждали путь для американской экспансии в один из наиболее жизненно важных для Китая районов — Маньчжурию и затрудняли осуществление империалистической политики США в отношении Китая в целом»[11].

В этих реальных обстоятельствах ответственность Военного совета армии, всего командного и политического состава, штабов и политорганов измерялась, по существу, теми же мерками, что и в дни наступления. Да мы и жить продолжали по распорядку, сложившемуся в военную пору, работали от темна до темна.

В годы Великой Отечественной войны я выработал потребность быть постоянно в гуще войск, в коллективах воинов. Я часто бывал в ротах, батареях, непосредственно на переднем крае — в траншеях, блиндажах и землянках бойцов. Там как нигде узнавалась истинная фронтовая жизнь, настроения воинов, человеческие характеры. В общении о воинами с давних пор формировался и мой характер.

Тот же порядок жизни, то же стремление доходить как можно чаще до роты, до отдельного бойца, уловить потребности воинов, общаясь с ними, остались незыблемыми и здесь, в Порт-Артуре. К этому же я побуждал всех членов Военного совета, генералов и офицеров управления армии, командование корпусов и дивизий. С удовлетворением могу сказать: все они много времени уделяли общению с воинскими коллективами. Разумеется, это не было самоцелью, а всегда сочеталось с решением конкретных задач.

Первые месяцы боевая и политическая подготовка войск строилась на обобщении и освоении опыта минувших боевых действий. После обустройства войск в местах дислокации впервые создалась практическая возможность обстоятельно подвести итоги операции по разгрому Квантунской армии и конкретно проанализировать участие в ней частей и соединений армии. Все мероприятия по подведению итогов возглавили Военный совет армии, командиры, штабы, политорганы корпусов и дивизий. В войсках этому посвящались совещания и партийные собрания, семинары и беседы, встречи воинов с нашими героями.

Подчеркну очень большую ценность такой работы в армейских условиях, поскольку собственный опыт — лучший учитель, его хорошие или тяжелые уроки воспринимаются всеми с гораздо большей пользой, чем верные, но невыстраданные истины. Мы практиковали подведение итогов по каждому значительному этапу действий войск армии, и всегда это давало хорошие результаты. Тем более это необходимо было сделать после только что одержанной победы, погасившей последний очаг второй мировой войны, самой ожесточенной и кровопролитной в истории человечества.

Мы хотели, чтобы Великий поход через монгольскую пустыню, через хребты и ущелья Большого Хингана, бои с захватчиками, освобождение от них дружественного народа, — чтобы все это обогатило и боевой, и нравственный опыт каждого воина. Условия для этого были самые благоприятные.

Среди воинов было много таких, с которыми мы прошли боевой путь на западе до самого Кенигсберга. Здесь, на Востоке, эти бывалые воины наряду с командирами и политработниками становились наставниками основной массы молодых воинов. С ними молодежь выдержала тяжелый марш в Монголии, форсировала горный хребет, сражалась в наступательных боях. Наша молодежь, как и старослужащие, показала себя с самой лучшей стороны. За короткое время бойцы возмужали, закалились, действовали в боях смело и решительно. Они проявили себя как истинные патриоты своей Родины.

Боевое и нравственное возмужание молодых воинов, составляющих большинство в нашей армии, я расценивал тогда как один из главных итогов ее минувших действий. Той молодежью, взраставшей в условиях войны, можно было с полным правом гордиться.

Мы, ветераны, общаясь с нынешней молодежью в семьях (у меня два внука) или при проведении различных патриотических мероприятий в школах, вузах, на заводах, конечно же сравниваем ее с теми юношами, которые были перед нашими глазами в дни войны. Это сравнение, думаю, и естественно, и почетно. Конечно, механически сопоставлять даже лучшие человеческие качества нельзя: на войне сама обстановка значительно ускоряет их формирование, этому способствует и целенаправленный труд командиров, политработников, более опытных однополчан. Но водь в молодом человеке были заложены тогда и есть теперь одинаково огромные нравственные возможности, не говоря уже о физических. Весь вопрос в том, насколько эффективно из этих зерен развиваются плоды — сознание ответственности перед Родиной, готовность взять на свои плечи ношу потяжелей, честность, коллективизм, чувство дружбы. Так вот, когда в беседах, скажем, с нынешними комсомольцами такой вопрос возникает, мы, случается, даем на него ответ не в их пользу. Мы советуем им: больше дорожите возможностями юношеского возраста, не медлите обратить их в добрые дела, к которым жизнь только и благосклонна; в этом им вполне можно подражать сверстникам военных лет.

Но вернусь к нашим порт-артурским делам.

Газеты и радио доносили до воинов армии, что страна широким фронтом переходила к мирной жизни. Накануне 28-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции часто публиковались материалы о трудовых успехах коллективов рабочих и колхозников, о возрастающей доле участия в них бывших фронтовиков.

У нас же то и дело возникали новые и сложные проблем мы, и, как говорится, покой нам пока только снился. Впрочем, характер этих проблем тоже менялся.

Накануне Октябрьского праздника поступил приказ об увольнении с воинской службы сразу тринадцати возрастов.

Началась горячая работа. Предстояло проводить хоть и в желанный, но далекий путь десятки тысяч самых зрелых наших воинов. В частях демобилизуемые обеспечивались полным комплектом обмундирования, продовольствием. Весь офицерский состав участвовал в проводах, мы обращались к увольняемым со словами горячей благодарности за их верную службу, вручали им подарки.

Первые эшелоны, отправлявшиеся из Порт-Артура, мы провожали вместе с командующим армией; потом основной поток эшелонов на Родину шел из Дальнего, и я с группой офицеров штаба и политотдела провожал многие из них. Немало наблюдал я здесь трогательных сцен прощания с однополчанами, солдатских объятий, скупых проявлений настоящей мужской дружбы.

Однажды я обратил внимание на двух солдат, которые о чем-то спорили около вагона, и узнал, что они не могут поделить номер армейской газеты «Во славу Родины». Я предложил