Несколько секунд маклер молчал, потом все-таки начал рассказывать, со страхом поглядывая на Загорского. По его словам, он не знал, ни кто украл «Джоконду», ни где сейчас находится оригинал. Единственное, что было ему известно, это имя некоего Эдуардо де Вальфьерно, маркиза родом из Аргентины.

– Родом из Аргентины? – удивился действительный статский советник. – Насколько я знаю, Аргентина уже много лет является республикой, откуда бы там взяться маркизам? С другой стороны, существует же дворянство во Франции, хотя формально оно упразднено. Впрочем, это не так важно, прошу вас, продолжайте.

По словам маклера, спустя короткое время после кражи «Джоконды» Вальфьерно договорился о встрече с Ларуссом и предложил ему совместное предприятие, а именно – продажу «Джоконды».

– Он уверял, что это подлинник, – продолжал маклер, жалобно поглядывая на действительного статского советника снизу вверх.

Загорский поднял брови: и мсье Ларусс ему поверил? Тот поморщился: неважно, поверил ли он, важно, чтобы поверил клиент. А основания для этого были. Во-первых, копия оказалась очень хороша и точно воспроизводила оригинал. Во-вторых, и в-главных, «Джоконда» только что пропала из Лувра, так что вся история выглядела вполне правдоподобно. Но самое главное – куш, который могли получить они с Вальфьерно, если бы картину удалось продать по рыночной цене. Они договорились поделить всю прибыль пополам.

– По пятнадцать миллионов франков на нос – у вас с маркизом неплохой аппетит, – одобрительно кивнул Нестор Васильевич. – Во всей этой истории меня удивляет одна вещь: как маркиз решился доверить вам копию? Ведь вы могли бы продать ее, и все деньги забрать себе.

Лицо у маклера сделалось оскорбленным.

– Я честный коммерсант, – начал было он, но Загорский перебил его, заметив, что он уже видел, какой мсье Ларусс честный коммерсант. Не то, чтобы он его винит, нет. Если бы ему удалось стрясти с господина Шпейера 30 миллионов, камнем в него не бросил бы даже апостол Петр. Как говорится, победителей не судят. Но неужели Вальфьерно не понимал, как он рискует? Впрочем, погодите. Ему кажется, он понимает, в чем тут дело. Если бы один из них обманул другого, другой бы вполне мог донести на него в полицию. Именно это соображение удерживало их от обмана, не так ли?

Ларусс угрюмо кивнул: он уже понял, что мнимый мсье Шпейер – не кто иной, как полицейский. Нестор Васильевич покачал головой – это не совсем так. Во всяком случае, он не французский полицейский.

– Впрочем, все это неважно, – прервал сам себя Нестор Васильевич. – Я полагаю, что дело с похищением «Джоконды» организовал именно господин Вальфьерно. Следовательно, нам осталось сделать последний шаг, а именно, связаться с ним и сообщить, что покупатель нашелся…

Однако договорить он не успел: снаружи раздался страшный грохот, дверь слетела с петель, и несколько парижских ажанов ворвались внутрь с криком: «Руки вверх! Полиция!»

– Как обычно, к шапочному разбору, – прокомментировал Загорский.

Однако скепсис его оказался преждевременным. Пришедший в себя второй охранник, увидев полицию, схватился за пистолет и прямо с пола стал стрелять по полицейским. Те, не медля, принялись поливать все вокруг ответным огнем.

Нестор Васильевич, не раздумывая, бросился вправо и покатился по полу, а Ларусс, выставив перед собой руки, прыгнул прямо в окно. От удара ветхие рамы распахнулись, и он вывалился на улицу.

Спустя несколько секунд ожесточенной пальбы кто-то из полицейских подстрелил охранника, и тот выронил пистолет. Ажаны бросились вязать охранников, один из которых, подстреленный, корчился на полу от боли, а второй все еще никак не мог прийти в себя.

– Их было больше! – крикнул сержант, озираясь. – Где остальные?

В дальнем темном углу шевельнулась какая-то тень.

– Руки! – велел старший чин, вскинув пистолет. – Поднять руки и выйти на свет!

Тень распрямилась и вышла к окну с поднятыми руками, оказавшись прилично одетым долговязым господином.

– Не стреляйте, – бесстрастно сказал господин. – Я не бандит, я русский дипломат.

– Мы прекрасно знаем, кто вы такой, господин Загорский, – раздался голос от двери и с улицы в дом шагнул префект парижской полиции Луи Жан-Батист Лепэн. Усы его были подкручены, бородка победительно глядела вперед.

– Черт побери, но как вы… – нахмурился Загорский, но тут же умолк и шлепнул себя по лбу. – Ну, конечно, этого следовало ожидать! Ганцзалин!

Голос его пророкотал, как раскат грома. Немедленно, словно только этого и ждал, с улицы в дом заглянул Ганцзалин. Увидев хозяина живым и здоровым, широко разулыбался во весь свой китайский рот.

– Ты что наделал, негодяй! – загремел действительный статский советник. – Какого лешего ты привел сюда полицию?

– Я не мог оставить господина одного, – насупился китаец. – Вас бы наверняка убили.

– Меня и так чуть не убили – ты, и твои приятели ажаны, – отвечал Нестор Васильевич. – И хуже всего то, что…

Но тут господин Лепэн весьма невежливо прервал их беседу, заметив, что они могут закончить ее в другое время и в другом месте. Сейчас же его интересует вопрос, где находится похититель «Джоконды» мсье Ларусс?

– Об этом вы лучше спросите ваших подчиненных, которые ворвались сюда, как слон в посудную лавку, и все испортили, – хмуро отвечал Загорский.

Префект несколько высокомерно отвечал, что подчиненные его выполняли свой долг. Да и вообще, все это не так уж и важно, главное, что «Джоконда», наконец, найдена. И он решительно направился к картине, которая стояла рядом с окном, прислоненная к стене. Загорский как-то странно ухмыльнулся, провожая его взглядом, потом устремил грозный взор на помощника: как они его выследили и почему явились только сейчас?

Ганцзалин начал было объяснять, что он обратился к префекту заранее, когда Загорский послал его относить драгоценности в ювелирный магазин, но тут его прервал крик, донесшийся от окна.

– Черт побери! – во весь голос кричал мсье Лепэн. – Черт побери!

От крика этого, казалось, кровь застыла в жилах у всего живого в окружности в сто метров, не считая, разумеется, Загорского и его помощника.

– В чем дело, господин префект? – вежливо осведомился Нестор Васильевич.

– Все пропало! – кричал Лепэн. – Все кончено! Эти идиоты прострелили картину!

И он, повернувшись назад, бросил на полицейских такой взгляд, что те невольно попятились к выходу.

– Не стоит так нервничать, они ведь всего навсего исполняли свой долг, – неожиданно ехидно заметил Загорский.

– Да вы издеваетесь! – взревел префект. – Вы понимаете, что мне теперь скажут в Лувре? Что мне скажет начальство?! Они прострелили картину стоимостью в миллионы.

Нестор Васильевич пожал плечами: беда не так велика, как может показаться.