Шрифт:
Закладка:
Несут-Бити быстрым взглядом нашёл Сеша. Он, придя раньше его, теперь сидел на правом нижнем ярусе, рядом с троном. Его советник, расположившись в своём кресле, держал руки на весу, над голографической панелью. Его взгляд кибернетических глаз был сосредоточен и напряжён, но при этом Сеш выглядел одновременно расслабленным и безразличным к тому, что совсем недавно здесь происходило. В тот момент, когда Несут-Бити посмотрел на него, он сделал почти незаметный кивок головой. На лице шествовавшего осирисийца вновь промелькнуло мрачное удовлетворение.
Только он вступил на первую ступеньку, ведущую к трону, третья пара амазонок торжественно повторила свой приветственный ритуал, и Несут-Бити приподнял руку ладонью к себе. На её указательный палец была надета огромная печатка с глазом Осириса. Он не отпускал руку до тех пор, пока не прошёл через силовой барьер, что на мгновение расступился в стороны, словно ночной зверь, испугавшийся света факела. За барьером Несут-Бити увидел ещё одного человека, которого меньше всего хотел видеть именно сейчас: дряхлого и иссохшего церемониймейстера Каса из септа Бат, хатиа из хатиа, что видел поражение праотца Осириса.
Каса Бат — в дорогих шёлковых пурпурных одеждах, со старческими пятнами на сморщенном лице, седовласый, с аккуратно спрятанными проплешинами, держал в руках один из символов власти Рая: прекрасную диадему из платины, украшенную лунным камнем и янтарём, где в самой её середине находился очередной глаз Осириса. Старик Каса, несмотря на свой возраст, стоял с идеально ровной спиной и смотрел на Несут-Бити ясным взором, полным нескрываемого презрения и вынужденного подчинения. Несут-Бити ненавидел старика не меньше.
Каса — консерватор и ярый националист долгие годы стремился узурпировать власть в Рае. Но не смотря на своё мастерство в плетении интриг, недюжинный ум, всё своё влияние и ресурсы, он проиграл борьбу за власть, вскоре после того, как старшие септы совершили государственный переворот почти двадцать лет назад. Каса пытался вернуть потерянные им позиции, но увы. В итоге он почти отчаялся. Его уныние ещё сильнее осложнялось тем, что ни сын, ни внук не стремились занимать его место, а последняя его надежда — единственная правнучка, была призрачной. Несут-Бити посмотрел направо, где по левую руку от Сеша со скучающим видом сидела девочка не старше десяти лет, и лишь сильнее убедился в том, что для Касы уже всё потеряно. Ему даже стало немного жаль старика, и поэтому он решил, по возможности, сегодня не спорить с церемониймейстером. Хотя бы поначалу.
Несут-Бити добрался до трона, сел на него, медленно положив руки на колени и выпрямил до предела позвоночник. Каса с важным видом подошёл к нему и надел на него диадему. Несут-Бити, за эти несколько секунд короткой церемонии, ещё раз внимательно осмотрел присутствующих, а затем, на мгновение закрыв глаза, полностью сконцентрировался. Открыв глаза, он заговорил спокойным, но при этом очень властным голосом:
— На моей памяти это впервые, когда я вижу всех хатиа высших септов в полном составе. Ни невзгоды, ни пандемии, ни катастрофы, ни угрозы сумасшедших террористов, вне зависимости от того касалась это иного Уровня Башни или собственно Рая, ничто не заставило вас всех за столь короткий срок собраться здесь и сейчас. Однако стоило одному наглому воришке подобраться к одной из «ваших реликвий», как вы сразу заволновались. Потрясающая сноровка! Праотец вами бы гордился, если бы не томился в Тартаре.
— Не смей обвинять нас в мелочности, когда какой-то наглец не просто умудрился захватить Алмазный Архив, но до сих пор удерживает его! — недовольно выкрикнул худощавый мужчина в тунике и мантии бежевого тона. Высказывая своё недовольство, он покосился в противоположную от себя сторону, где на втором ярусе сидел хмурый осирисиец, вдавшись в кресло и устало положив руки на подлокотники. Мужчина, в тёмно-синей броне с выбитым на груди соколом со сложенным крылом в форме щита, приподнял брови и медленно поднялся с места, угрожающе посмотрев на обвиняющего его соплеменника. Но увидев краем глаза, что Несут-Бити предупредительно поднял руку, он, не произнеся ни слова, вновь уселся в кресло.
— Я прекрасно понимаю ваши личные переживания, старший архивариус Амон-Ра Нерет-Ресет, — спокойно ответил Несут-Бити. — Но наша задача здесь не в том, чтобы искать виновных в случившемся, а в том, чтобы устранить проблему с минимальными потерями. Но после я обязательно разберусь, кто был виноват, а кто нет. И поверьте мне, главный архивариус, претензий к септу Сепду у меня практически нет, и вряд ли будут. А вот к остальным… посмотрим, посмотрим.
Эти слова были произнесены с прежним спокойствием, но многие из хатиа, особенно одетых в броню, побледнели или посмотрели на своего вождя с вызовом, но никто не решился возразить.
— Тогда, что вы намереваетесь делать, почитаемый? — безмятежно спросила красивая девушка, расслаблено сидевшая на втором ярусе, у самого входа. Её ярко-зелёные глаза с россыпью прочих цветов по краям радужки лукаво блестели. Эта была гибкая и грациозная девушка, одетая в красивое облегающее зелёное платье, с обнажёнными плечами, на которые нежно ниспадали длинные, до пояса, золотые локоны. На её гладкой шее красовалось колье из изумрудов с фигуркой сидевшей и смотревшей вперёд кошки.
— Вас должно волновать, что будет после, ибо это ваша работа, ведущий пропагандист, госпожа Бастет Именти-Хенти, но так уж быть. У меня есть одна идея, но многим из вас, а может и всем, она придётся не по душе.
— Почему включили барьер?! И при этом на полную мощь! Ответь мне, Монту! — взорвался мужчина в чёрных одеждах с серебряной каймою. Он поднялся с верхнего ряда, рядом с троном.
— Как ты смеешь обращаться к почитаемому Несут-Бити по его забытому имени! Не позорь свой великий септ, хатиа Инбу-Хедж!
— Закрою свою грязную пасть, Бат! — зашипел хатиа с ухоженным моложавым лицом, покрытым тонким элегантным макияжем.
— Ни слова больше, церемониймейстер, — с прежним спокойствием вмешался Несут-Бити, сверля холодным глазами своего оппонента. Тот замялся, но не сделал ни шагу назад. Лишь его рука потянулась к цепочке и крепко сжала висевшие не ней крохотные песочные часы.
— Хатиа Инбу-Хедж, кажется, до сих пор не понимает в каком