Я выдерживаю его взгляд.

«Не еби мне мозг, пап», — думаю я, и мама вздыхает.

— Ну, так что там было с твоим кулаком на моем лице? — спрашиваю я брата, а ты закатываешь глаза. Эмилия, делай что хочешь, это меня не интересует. Если ты сейчас пытаешься вывести меня из себя или заставить как-то отреагировать — придется долго ждать.

Мне также неинтересно, когда ты говоришь Райли:

— Нам нужно еще что-нибудь для Нью-Йорка? — он смотрит на тебя, мой отец смотрит на меня, а моя мать смотрит на тебя со злостью. Была поднята запретная тема, а мне все равно, поедешь ли ты в Багдад или в Нью-Йорк, Эмилия. Просто уедь.

— Позже подумаем, детка. — Он берет тебя за руку на столе, и мне все равно.

— Мама, было очень вкусно. Спасибо, — говорю я и встаю.

— Куда ты идешь? — спрашивает мама, а потом вскрикивает: — Что это?

— Что именно? — я чертовски устал.

— У тебя огромная рана на боку, Мейсон! Она ужасно выглядит! — мама налетает на меня, как врач неотложной помощи. — Китон, посмотри!

— Я уже видел, Оливия. Он не умрет от этого. — Папа продолжает есть.

— Пока, мам! — говорю я, и просто спускаюсь в подвал. Мисси следует за мной с таким же скучающим видом. Она всегда подстраивается под мое настроение.

25. Ты хороший отец, Китон Раш

Китон

Еще пять дней и воцарит спокойствие. Надеюсь.

Из моего подвала гремит панк-рок. Повсюду в моем дворе пьяные лица, которые блюют в твои клумбы, Оливия!

Я ненавижу современную молодежь, Оливия, и да, я знаю, что звучу, как старый дед, но посмотри, как выглядят твои клумбы! Наверное, кто-то сейчас занимается сексом в нашем бассейне либо же они борются в воде. Думаю, это скорее первый вариант, при том, что осень на дворе, Оливия. Слишком холодно для секса в бассейне!

Или вообще для секса. Или для бассейна в нашем дворе!

Я стою у окна в кабинете, Оливия, и ты врываешься в комнату. Сейчас два часа ночи. Твои волосы взъерошены, детка, это горячо, и ты выглядишь слегка сумасшедшей, так же, как я себя чувствую.

— Китон! — кричишь ты. — Может ты, наконец, что-нибудь скажешь? — у тебя уже совсем сдали нервы, потому что на протяжении двух дней продолжается террор в нашем дворе и в подвале. Что я должен сказать?

— Нет, я ничего не скажу, — отвечаю я и делаю глоток коньяка.

— Ты издеваешься надо мной, Китон? — я слышу, как ты подходишь ближе. — Они блюют в нашем саду, Китон. Они залезли в твой бар, Китон! Я больше не выдержу этого, Китон! — я просто наблюдаю, как один из этих дебилов мочится на нашу старую плакучую иву, Оливия, рисуя забавные змеиные линии своей мочой.

Ха.

Ха.

Мне так смешно.

Ты распахиваешь окно и кричишь:

— Идите домой, раздолбаи! Здесь вам не дискотека! — раздолбаи кричат нам вверх:

— Вы выглядите горячо, миссис Р!

Мейсон отвечает из своего подвала:

— Это моя мать, придурок! — и бросает пивную банку ему в голову.

Да, здесь царит чрезвычайное положение. Но я знал, что будет все хуже и хуже.

— Детка, пожалуйста, возьми беруши и постарайся просто поспать. Ему это сейчас нужно. И если я вмешаюсь, то прогоню его насовсем. — Это наш самый большой страх.

— Господи, — вздыхаешь ты и прислоняешься лбом к моей груди. Я обнимаю тебя и глажу по голове. — Ты хороший отец, Китон. Если бы не ты… — говоришь, встаешь на цыпочки и оставляешь короткий поцелуй на моих губах. Потом возвращаешься в постель, при этом ругаясь под нос.

Да, я знаю, Оливия.

Но в данный момент даже я бессилен.

Я слышу, как Райли и Эмилия спорят между собой, как и каждый вечер с тех пор, как вернулся Мейсон. Райли больше не разговаривает со мной, и я должен сказать, что это чертовски больно. Этого я не хотел и даже иногда сомневаюсь в том, что поступил правильно, не сказав ему о происходящем. Нелегко воспитывать двух людей, которые видят друг в друге конкурента и несут это с собой на протяжении всей жизни. Но, наверное, никогда не перестаешь быть родителем, правда? И, как родитель, вы не можете просто стать на чью-то сторону, а я пробовал, Оливия, ты знаешь об этом. Я люблю их обоих. Но проблема в том, что я узнаю себя в Мейсоне. Когда-то я был такой же, как он, Оливия, пока не научился контролировать себя. Этому ему еще предстоит научиться. Но прежде он должен полностью потерять контроль, чтобы знать, как сохранить его в будущем.

Этому каждый должен научиться сам. На своих собственных ошибках. И я не могу такое сделать за него. Он сейчас это делает сам. Учится. Это нелегко, больно, но именно так оно работает, Оливия. Ты и сама знаешь. Ты тоже должна была научить меня нескольким вещам. Остальное я узнал, став отцом. Как это беспокоиться о ком-то, кто не возвращается домой ночью, придумывать худшие сценарии, не в состоянии отпустить его в первый день школы; проводить бессонные ночи, из-за беспокойства о его будущем; быть обосранным и обрыганным после того, как он напился в первый раз… эта маленькая крошка в твоих руках, и понимание, что теперь ты в ответе за нее. Это меняет тебя, Оливия, хочешь ты того или нет.

И да, возможно, я немного предпочел его, но не потому что люблю больше, а из опасения и страха, потому что знал, что когда-нибудь произойдет именно то, что происходит с ним сейчас. Вот почему я предложил Мейсону подвал, а Райли отправил в пентхаус, потому что знал, что Райли может позаботиться о себе, но Мейсон — нет, Оливия.

Мейсон слишком чувствителен для этого мира. Я больше не могу защищать его от всего, но я, по крайней мере, рядом, в двух шагах, когда он совершает очередные ошибки, чтобы помочь ему.

Это то, что делают хорошие отцы, Оливия.

26. Твое наказание — игнор, Эмилия

Мейсон

Осталось четыре дня до твоего отъезда в Нью-Йорк, Эмилия.

Прошло три дня, в течение которых я игнорировал тебя, когда ты практически не существовала для меня. Тебе приходится справляться с тем, что я не разговариваю с тобой. Приходится привыкать, что я прохожу мимо, не ущипнув тебя за задницу или даже не взглянув на тебя. До этого мой