– Ты… боишься меня? – спросил он севшим голосом. – Боишься, что я опять?.. Не надо, Марьянка, я не трону тебя, я ведь обещал…

– Леша, я понимаю умом, что ты не хочешь мне плохого… но ты просто не можешь иначе, ты так устроен, тебе постоянно нужно с кем-то воевать. Но, Леша, я могу этого не выдержать, однажды ты просто свернешь мне шею… Посмотри на меня, на мне ведь живого места нет, – с этими словами я встала и сняла с себя халат, повернувшись к мужу лицом. – Смотри, я даже переодеться на работе не смогу, замучают вопросами. Леша, я боюсь тебя, это правда. Люблю тебя больше жизни и боюсь до дрожи в коленях… я не могу, это сильнее меня, и это противоречие сводит меня с ума, я вот-вот сорвусь… Леша, что мне делать?.. Что нам делать?

Кравченко молча поднял с пола халат, набросил его мне на плечи, поцеловал в макушку и вышел. Я опустилась на табуретку, закрыв голову руками, и замерла. Через какое-то время хлопнула входная дверь. Он ушел…

Я просидела в кухне всю ночь, утром кое-как собралась на работу, просто заставила себя встать и пойти. Там царил бардак – заменявшая меня вчера сестра перепутала все требования в аптеку, я переписывала бумаги почти весь день, опоздала к выдаче перевязочного материала, не успела списать старые инструменты, получила взбучку от начальника оперблока… Голова раскалывалась, соображала я еле-еле, доработала на автопилоте. Выйдя из госпиталя, вспомнила, что зонт забыла в кабинете, а на улице лил дождь, но возвращаться не стала, подняла повыше воротник пальто и шагнула с крыльца прямо под струи воды. До остановки идти прилично, промокну насквозь, пронеслось в голове, но выбора не было. Внезапно кто-то взял меня под локоть, и я обернулась – сзади стоял под большим зонтом, опираясь на палку, улыбающийся Леший.

– Привет, Марьянка! Чего мокнешь?

– Зонт забыла, возвращаться лень стало. Как ты, Костя?

– Нормально, – пожал он плечами. – В порядке все, я ж теперь в военном клубе работаю, пацанов с улиц приучаю к армии. А у тебя опять что?

– Ничего, как всегда.

– Не ври, а? Я же все знаю, Леха у меня ночевал, рассказал, как было.

– Тогда зачем спрашиваешь? Хочешь знать мою версию? – я оттянула высокий ворот свитера и показала синяки, украшавшие мою шею. – И это, кстати, цветочки. Представь, что у меня ниже. А я на работе душ принимаю два раза, и душевая у нас общая. Здорово, да?

– Да уж! – протянул Леший, закуривая. – А ведь я тебе говорил, что ты еще не все видела. Он пьет?

– А то ты не знаешь! Конечно!

– Много?

– Нет, но разве это важно? – вздохнула я.

– Слушай, я уже весь мокрый, а нам, инвалидам, болеть не рекомендуют. Пойдем, посидим где-нибудь, тебя все равно дома не ждут.

Мы пошли в кафе. На Лешего народ реагировал неадекватно, еще бы – черная повязка на левом глазу, шрам через щеку к подбородку… Его сильно изуродовали в плену, но Леший по этому поводу не комплексовал, ему каким-то чудом удалось сохранить свое чувство юмора, которое и помогало ему пережить все эти косые взгляды, полные любопытства и ужаса. Мы сели за столик, заказав кофе, и он продолжил разговор:

– Марьянка, ты учти – пить ему нельзя совсем, ни капли. Его еще в Афгане сильно контузило, месяц он не слышал и не разговаривал. Да и потом еще много всякого было… Сама знаешь, у нас психика травмированная…

– Знаю, – усмехнулась я, помешивая ложечкой кофе. – Сама такая.

– Ну вот, что же я тебе очевидное объясняю? Сама умница, все понимаешь, – улыбнулся Леший, погладив мою руку. – Давай думать, что делать теперь.

– А что здесь можно сделать? Извини за мой французский – только с ним не спать!

– Ну, это уже совсем крайность! – развел руками Леший. – Совсем – это жестоко!

– Костя, мне совершенно не смешно. Ты же знаешь, какие у него руки – гранату Ф-1 на ладони не видно. Представь, если он однажды нежно возьмет меня за горло и чуть-чуть сожмет? Ты же понимаешь, я не могу не думать об этом, я его просто боюсь.

– Так уйди от него, – посоветовал Леший, закуривая.

– Ерунду не говори! – возмущенно сказала я. – Как я могу уйти от него, ты что?

– Тогда придумывай что-то. Я ведь прекрасно понимаю, что ты его не бросишь, ты не для того столько лет билась. Значит, нужно что-то поменять. Поверь мне, Леха испугался, он мне вчера весь вечер страшные истории рассказывал. Он тебя любит, очень боится, что ты от него уйдешь. Марьянка, а ведь у него никого нет, только ты.

– Леший, да ведь это шантаж! – засмеялась я. – Вот зачем ты явился! А я думала, ты мне друг.

– А я и друг тебе, иначе не сидел бы здесь с тобой и не копался в вашей интимной жизни. Так что Кравченко-то передать?

– Пусть дурью не мается и идет домой.

Леший проводил меня и уехал, отказавшись даже зайти. Я убрала квартиру, приготовила ужин и залезла в ванну, чтобы хоть немного снять напряжение. Лежа в горячей воде с яблочной солью, я думала о предстоящей встрече с мужем. Я прекрасно понимала, что он не виноват, он, конечно, не хочет мне плохого, что он любит меня. И мне просто нужно попытаться взять под контроль его эмоции, когда он прикасается ко мне. Ведь не всегда все было так, как в этот раз, в Аргуне, например, даже намека не было на агрессию. Но как узнать, в какой момент в Лехе проснется животное? Я так задумалась, что не услышала, как вернулся Кравченко. Он вошел в ванную в своем вечном камуфляже, огромный, пахнущий дождем и улицей. От неожиданности я вздрогнула, и Леха страдальчески сморщился:

– Ласточка, не надо… я чувствую себя чудовищем – меня боится собственная жена…

– Леш, я не поэтому, – смутилась я. – Ты так тихо вошел, а я задумалась…

– Ты хочешь уйти от меня, ласточка? – спросил он, усаживаясь на коврик возле ванны.

– Перестань, – попросила я, погладив его мокрой рукой по волосам. – Не надо, Лешенька, ты ведь знаешь, что я никогда не уйду от тебя. Мы переживем это, как пережили все остальное. Пройдет время, и все наладится.

Он поймал мою руку и прижал к лицу:

– Ты не устаешь быть святой? Нет, серьезно? Я не понимаю, откуда