способен. И почему это случилось именно в тот день, когда ее телефон разрядился?! Возмущаться было бесполезно, а медлить – опасно. Поспешно собравшись, Женя направилась к съемочному павильону.

Когда она добралась туда, самое страшное уже было позади. Репетицию, конечно же, отменили, пострадавшего увезли – и Женя очень надеялась, что в реанимацию, а не сразу в морг. Павильон закрыли, многих участников забрали родители, но небольшая группа еще дожидалась, пока за ними кто-нибудь приедет, в том числе и Костя.

Оставив машину на парковке, Женя сразу направилась к брату. Но прежде, чем она добралась до него, дорогу ей преградил Серебряков. Агент выглядел взволнованным, печальным, будто потерял родную бабушку и никак не может это осознать. Впрочем, скорбное выражение лица плохо сочеталось с блестящим радужным костюмом.

– Какой ужас, вы уже слышали? – всплеснул руками он. Уголки губ подрагивали, и сложно было сказать, сдерживает Серебряков улыбку или старается не расплакаться.

– Слышала, – коротко отозвалась Женя. – Пропустите.

– А о том, что на сцене должен был находиться Костя, вы тоже знаете?

– Да.

– Вот она – судьба! – заключил Серебряков, наконец уступая Жене дорогу. – Такое действительно может случиться с каждым… И, быть может, еще случится.

26. Благодарность

Предложение было вроде как щедрое и даже обоснованное, но радости оно не принесло. Костя с удовольствием отказался бы, если бы нашел хоть одну причину. Однако причины не было, пришлось соглашаться.

Все, кому он говорил об этом, даже завидовали ему. Еще бы, его пригласил на совместный обед олигарх Илья Дубровин! Да еще и по такой пафосной причине: в качестве благодарности за спасение своих внуков.

Именно эта театральность и не нравилась Косте. Ну кого он там спас? Отвел мелких к матери – и все. Если бы это не сделал он, сделал бы кто-то другой, не было тут большой заслуги. Как Дубровин вообще узнал о такой мелочи?

Но как-то узнал, его секретарь позвонил Жене, приглашая на встречу, Женя передала трубку Косте. В итоге идти в элитный ресторан предстояло им обоим, поскольку отказаться Костя не мог, а один идти наотрез отказывался.

Он в таких местах еще не бывал. Ресторан располагался под крышей высотки, занимал целый этаж с панорамными окнами. Город здесь был как на ладони, это зрелище пленяло, завораживало, и Костя даже забыл о собственном беспокойстве… Но ненадолго. Потом пришел Дубровин, и беспокойство взяло реванш.

Этот дядька не был похож на трепетного деда, который боготворит спасителя своих внуков. Дубровин оказался крепким пожилым мужчиной, на встречу он явился в деловом костюме, который, вполне возможно, стоил больше, чем машина Жени. Его сопровождали два охранника и Маргарита, заметно уставшая, улыбающаяся через силу. Похоже, она и сама не рада была, что рассказала отцу о случившемся, но прошлое назад не отмотаешь.

Дубровин был вежлив ровно настолько, чтобы к нему невозможно было придраться. При этом он не рассыпался в благодарностях и смотрел на Костю с непонятным пренебрежением. На Женю он и вовсе не обращал внимания.

– Еще раз спасибо за то, что вы сделали, – кивнула им Павловская. – Маленькие очень быстро пришли в себя, все теперь хорошо.

– Просто удивительно, как легко вы поладили, – хмыкнул Дубровин.

Маргарита тут же бросила на него возмущенный взгляд, как будто он сказал что-то неприличное… Странная все-таки семья.

– Я ничего особенного не сделал, – пожал плечами Костя. – Обычная ситуация.

– Она перестала бы быть обычной, если бы под рампой оказались они, – заметил Дубровин.

– Да ладно, и шанса на такое не было!

– Всякое случается, когда мать бросает детей без присмотра.

– Папа! – вспыхнула Маргарита.

– Думаю, это действительно была случайность, – нахмурилась Женя. Ей тоже было не по себе в этой странной компании.

– Разумеется. Это я так, к слову. Итак, Константин, я тут выяснил, что вы росли в приемной семье. И каково это?

– Так же, как и в обычной.

Тут Костя не врал и не пытался польстить покойной матери. В первые годы жизни он вообще не догадывался о том, что усыновленный, – мать любила его. Узнал он как раз от Жени… Раньше, чем следовало бы. Это теперь он понимал, что сестра в ту пору была колючим подростком, она ревновала, ей самой было тяжело. Тогда ему казалось, что мир попросту содрогнулся и рухнул.

Это могло обернуться катастрофой, если бы не внимание матери. Она каким-то образом все исправила, она вообще легко все исправляла – кроме собственной смерти… Но до того печального дня, враз изменившего жизнь Кости, она дала ему очень много: игры и прогулки, первый школьный звонок, совместные путешествия на море, подарки в яркой упаковке на Новый год… Это оставалось с мальчиком даже после того, как она ушла, и должно было сохраниться в памяти навсегда.

Костя рассказал о собственном детстве Дубровину, потому что ничего не стыдился – и потому что ему проще было говорить самому, чем молча сидеть напротив этого типа. Дубровин откровенно скучал, но собеседника не прерывал, да и уйти не пытался. Маргарита сидела рядом с отцом, низко опустив голову, так, что светлые волосы волнами закрыли лицо. Она нервно крутила в руках бокал вина, однако за время рассказа Кости так и не сделала ни одного глотка.

– Ну а потом что же? – Дубровин наконец посмотрел на Женю. – Бремя матери унаследовали вы?

– Не такое уж большое бремя. Не могу сказать, что справляюсь лучше, чем она, но как-то справляюсь.

– Это похвально. Константин, так ты любил покойную мать?

– Очень, – кивнул Костя, пытаясь сообразить, почему вообще Дубровин говорит о нем, а не о спасенных внуках, зачем раскопал его прошлое.

Павловская явно считала так же:

– Папа, хватит, это неуместно!

– Ну а что такого? Я просто проявляю уважение к женщине, которая усыновила чужого ребенка. Это настоящий подвиг, о таком говорят незаслуженно мало.

– Думаю, наша личная история – все же плохой материал для социальной рекламы, – заметила Женя.

– Вот именно!

– Простите, не хотел, чтобы это выглядело вот так. – Дубровин чуть наклонил голову. – Я просто считаю, что отношения матери и ребенка – это святое. Мне хотелось услышать историю о том, как кто-то справился со своей миссией хорошо, раз уж моя дочь едва не потеряла своих детей.

Выносить это и дальше Маргарита определенно не могла. Она поднялась на ноги – так резко, что толкнула стол, и вино из бокалов расплескалось по скатерти малиновыми пятнами. Маргарита не обратила на это внимания, она, не говоря ни слова, направилась прочь из ресторана.

Дубровин проводил ее равнодушным взглядом, едва заметно улыбнулся и снова обратился к своим собеседникам. Он