С самого начала, когда только пришли в столовую, заметил, столов и стульев здесь гораздо больше, точно не для семерых. Даже не для десятерых. Трое наших неизвестных товарищей пока неизвестными и оставались. Понятия не имею, какими их тайными тропами везут. А после того, как Клячин обсуждал с водителем «Воронка» отбор и то, что изначально кандидатов было больше, вообще не уверен, довезут ли.

В любом случае, столов в помещении оказалось многовато, но при этом практически все они оставались пустыми, не считая тех, что заняли мы. То есть на ужин нас привели в общую столовую, но, отчего-то кормили отдельно от остальных. Интересный вопрос…Это детдомовцев защищают таким образом от курсантов, или курсантов от детдомовцев? Глупость какая-то — отдельный корпус на два месяца, отдельное время приема пищи. Нас что, нельзя вместе в одном помещении держать?

Мы поужинали и вышли на улицу. Замерли возле крыльца, ожидая, пока товарищ Шипко оторвется, наконец, от дородной тетки в белом колпаке и белом же халате. Она сначала вывозила нам еду на тележке, а потом вышла проводить до самых дверей корпуса. Проводы, конечно, с детдомовцами никак связаны не были. Причиной столь трепетного отношения и пристального внимания оказался Панасыч.

— Товарищ сержант государственной безопасности, завтрак у ваших будет тоже чуть раньше. — Сообщила она томным голосом нашему воспитателю, а потом вдруг залилась краской. Будто речь шла не о еде, а о каких-то непристойностях. Я, конечно, в осадок выпадаю с интимно-романтических игрищ этого времени.

— Как скажете, Ниночка…

Шипко осторожно прихватил повелительницу кастрюль и сковородок за локоток. Но потом вспомнил о своих прямых обязанностях и с легким раздражением посмотрел на нас, мнущихся возле дверей. А так как команды выходить еще не поступало, мы реально мялись на одном месте. Снова отжиматься никому не хотелось. Панасыч нахмурился, а затем велел своему отряду стройной колоной топать на улицу.

Вот мы и утопали. Шипко, похоже, хотел пару минут пообщаться с Ниночкой наедине. Ниночка… Я бы скорее назвал ее какой-нибудь Ниной Петровной или Ниной Васильевной. Даже рядом с Панасычем, который сам далеко не мальчик-с-пальчик, повариха казалось необъятной.

Мы столпились у крыльца, каждую минуту поглядывая на вход. После еды всех ужасно разморило. Хотелось быстрее оказаться в корпусе, чтоб благополучно улечься спать. По крайней мере, за себя точно говорю.

— Ну, скоро он там… — Подкидыш со злостью сплюнул в грязь. — Нашёл время… Главное, как мы — так строем и упор лёжа. А сам стоит с этой тёткой милуется. Устали, как черти…

— Ах ты ж… — Бернес вдруг растерянно оглянулся на вход в корпус. Затем похлопал себя по карманам, нахмурился и снова оглянулся. — Зеркальце, похоже, выпало. Вернусь!

— Куда⁈ — Лёнька моментально поймал рванувшего к ступеням Марка за шиворот. — Ты уже отличился с Панасычем. Он тебя сейчас если увидит, даже разбираться не станет. Опять пойдём отжиматься. А я не могу. У меня брюхо набито. Если сделаю хоть одно резкое движение, сдохну.

— Вот и я говорю… — Шмыгнул носом Ванька. — Порядочные люди тут страдают, а Панасыч в гробу эти страдания видел…

— Мне нужно! Я должен найти зеркальце! — Бернес будто оглох и перестал соображать. Он продолжал упорно рваться ко входу, блеском глаз напоминая сумасшедшего, который одержим какой-то маниакальной идеей.

— Стоять, говорю! — Снова скомандовал Лёнька, не выпуская из рук воротник его пальто. — Сейчас решим…Заяц! Нук, сгоняй. Проверь рядом со столами.

— О! А чего это я⁈ Мне не надо. Я не терял ни хрена. — Василий затряс башкой, и даже отошел немного в сторону.

— Вот ты гнида, все-таки…– От души высказался Подкидыш. — Бернес, не бзди, схожу…

— Подожди…– Я тормознул Ваньку, схватив его за руку. — Сам сбегаю. Ко мне у Панасыча меньше всего претензий было. Думаю, сильно орать не станет. Говорят, у меня хорошо получается строить из себя бедного сиротиночку.

Не дожидаясь ответа Подкидыша или реакции остальных пацанов, я шустро рванул к двери, за которой маячил товарищ сержант государственной безопасности. Видимо, разлука с Ниночкой была ему невыносима. Иначе, на хрена тереться рядом с этой тёткой столько времени.

Честно говоря, причин моего энтузиазма было две.

Первая — мне чисто по-человечески нравится Бернес. Сразу видно, нормальный парень. Он, наверное, из хорошей семьи, из интеллигентной. Манера говорить; слишком тонкие кисти рук, которые больше свойственны музыкантам, чем колхозникам; правильная речь –выдают в нем наличие воспитания, интеллекта и культуры.

Если уж я проведу здесь, в долбанной школе, год, а судя по всему, это неизбежно, пора обживаться настоящими друзьями, которые понадобятся в будущем. Шипко, каким бы придурком он не был, сказал очень правильную вещь. Теперь одному будет тяжело. Нужен кулак.

Вторая причина — Лёньке пост лидера ни к чему. Он, может, и хороший человек, но я совсем не против забрать эту «должность» себе. А для такой смены «власти» надо заручиться поддержкой остальных пацанов. Чтоб все прошло тихо-мирно и мне не пришлось бодаться со Старши́м. Ссор точно не надо. Ровно как и противостояния. Поэтому, с меня не убудет, если я по-дружески выручу одного товарища. Помогу другому…

— Реутов, ты куда⁈ — Опешил Шипко, после того, как я проскочил в дверь и вытянулся перед ним по струнке.

— Товарищ сержант государственной безопасности, разрешите обратиться⁉ — Оттарабанил я, на автомате едва не приложив руку к голове. Вот, что значит, армия…Один черт в памяти какие-то моменты прямо намертво въедаются.

— Разрешаю, слушатель Реутов. — Шипко явно понравилось мое поведение.

Он даже как-то приосанился, со значением посмотрев на Ниночку, которая никак не могла оторваться от бравого мужчины. Вид у Панасыча стал настолько довольный, будто это его личная заслуга, что я так быстро запомнил, как именно нужно обращаться к куратору.

— Во время ужина мною была утеряна очень дорогая, памятная вещь. Разрешите вернуться в столовую и посмотреть рядом с тем стулом, где я сидел и возле вешалки, где мы одевались. Не помню, куда именно клал, в карманы брюк или в карманы пальто. — Я тянул башку вверх, всем своим видом показывая, как сильно хочу соответствовать месту, в котором нахожусь.

— Ну…– Шипко пожевал губами, покряхтел, соображая, нет ли подвоха в моей просьбе, а