Ну и что мне теперь делать?

Вариант позвонить Дане и вернуть его – даже не рассматриваю. Хотя это очень соблазнительная идея. Особенно если учесть, что у меня теперь как бы имеется уважительная причина для такого манёвра. И всё же оставаться на ночь с Даниилом, во-первых, ещё рано, а во-вторых – опасно. Как бы ни очарователен был мой милый Хоффман, доверия ему никакого нет.

Я теперь собираюсь его месяца три мурыжить, а то и дольше. Гулять с ним, ходить в кино, в музеи и библиотеки. Да хоть в обсерватории. Главное – никакого интима. Ни-ни. Если Даниил действительно хочет встречаться со мной, а не поставить ещё одну галочку в своём наверняка очень длинном списке побед, то будет ждать, никуда не денется. А если не дождётся и снова исчезнет… Что ж, значит, не судьба. Значит, и не нужен он мне. Поди как-нибудь переживу.

Ладно, с Даниилом всё более-менее ясно, но сейчас-то что мне делать?

На улице холодно, даже слишком. С каждой минутой, проведённой на лавочке, я замерзаю всё сильнее.

Ехать снова в отель? Дорого. Чёрт возьми, дорого! Тем более я в этом месяце уже потратилась. Такими темпами мне точно нечем будет платить за универ.

Может, правда пойти домой? Может, это судьба, что я сейчас оказалась здесь?

В конце концов, это действительно и моя квартира тоже. Петя ещё не уехал. Хотя бы вещи свои заберу, если совсем всё плохо пойдёт…

С тяжким вздохом поднимаюсь со скамейки и плетусь в подъезд. Внутри всё отчаянно противится топать туда. Настолько, что в ногах возникает противная слабость. Волнуюсь безумно. Даже, скорее, не волнуюсь, а трушу. Боюсь встречи со своей родительницей, как ничего на этом свете.

Сейчас я как никогда уязвима перед ней. Одним словом она может вспороть мне грудину и вынуть оттуда сердце.

Стучу в дверь и молюсь о том, чтобы мамы не оказалось дома. Что почти невозможно – час уже поздний. И всё же я, как маленький ребёнок, уповаю на чудо. Прошу небеса, чтобы дверь открыл Петя.

Но молитвы мои остаются не услышанными. И за наконец распахнувшейся передо мной дверью возникает мама.

Она не спешит приглашать меня внутрь. Осматривает ледяным взглядом с ног до головы. После чего разворачивается и уходит в сторону кухни, так и не проронив ни слова.

Я не спешу заходить. Так и стою, как беженка, на пороге собственной квартиры.

Больно. В горле нарастает ком. Хотя чего ещё я ожидала? Всегда один и тот же сценарий. Впереди меня ждёт несколько дней бойкота, после чего мы с мамой потихоньку начнём общаться сквозь зубы, и, если я буду хорошей девочкой, постараюсь ей во всём угодить, то постепенно наши отношения вернутся в прежнее русло.

Меня едва не выворачивает от такой перспективы. Но всё же я шагаю внутрь. Закрываю за собой дверь. Может и правда заберу свои вещи, да поеду в отель. Уверена, она даже не поинтересуется, куда я опять ухожу.

Разуваюсь, убираю в шкаф пальто. В прихожей появляется Петя.

– Ну наконец-то, возвращение блудной дочери! – шутливым тоном восклицает он.

А мне только становится ещё больнее от этих слов. Бросаю на отчима хмурый взгляд и отворачиваюсь к зеркалу.

Петя подходит ближе и заглядывает через плечо в отражение.

– Эй, ты чего такая? Всё в порядке у тебя?

– Всё в порядке, – сухо отзываюсь я.

Он кладёт руку на моё плечо и пару раз дружески похлопывает по нему.

– Молодец, что пришла, – произносит отчим, понизив голос. Наверняка чтобы мама не услышала. Как же меня это бесит.

– Я только вещи свои забрать.

– Ляль, не дури. Куда ты собралась?

– Какая тебе разница?

– Большая разница. Успокойся уже и проходи давай, – строго произносит он. А потом наклоняется к моему уху и добавляет почти что шёпотом: – Мать побесится и перестанет, ну ты же знаешь её. Ну такая она. Её не переделать уже. Но она ведь всё равно твоя мать. И любит тебя по-своему. Просто смирись.

– Она меня не любит, – отвечаю я тоже шёпотом. Потому что если мама услышит, это будет веской причиной прервать бойкот и устроить ещё один скандал. Не знаю даже, что хуже.

– Любит-любит, – тихонько отвечает Петя, – проходи давай. И не вздумай никуда уезжать. У тебя есть свой дом.

Я киваю, отворачиваюсь от него и спешу скрыться в своей комнате. В которой меня поджидает сюрприз – здесь царит полнейший разгром.

Мои вещи так до сих пор и валяются на кровати. Все ужасно помятые, а часть из них вообще на полу. Тут же разбросаны Маришкины игрушки, а сама сестра сидит за моим ноутбуком и рубится в какую-то детскую компьютерную игру.

– Привет, – подхожу я к ней.

Сестрёнка – единственный человек в этом доме, на кого я не держу обиды. И кого искренне хочу обнять, потому что соскучилась. Но она даже не отзывается на моё «привет».

– Привет! – повторяю я громче.

– Привет-привет, – бормочет мелкая, не отрывая взгляда от монитора.

Я подхожу ближе и бесцеремонно жму на кнопку «escape», прерывая игру. Только тогда сестрёнка обращает на меня внимание.

– О, привет! – удивлённо шепелявит сестра, выпучив свои красивые глазищи.

– Как дела у тебя? – ласково спрашиваю я.

– Хорошо, – отвечает она снова с каким-то странным шипением.

Кажется мне, или действительно речь у неё изменилось. И тут меня осеняет:

– Зуб выпал, что ли?!

– Ага, – довольно кивает Маришка, скалясь и показывая маленькое отверстие в ровном ряду верхних зубов.

– Ух ты! – улыбаюсь я.

– Ляль, а можно я ещё немножко поиграю, а? Ну пожалуйста! – жалобно просит сестра.

Я только усмехаюсь. Маленькая она ещё, ничего не понимает.

– Можно, играй. Только недолго. Полчаса, договорились?

– Договорились! – радостно восклицает мелочь и отворачивается обратно к монитору, чтобы уже через секунду вновь запустить свою игру.

Я с минуту любуюсь её кудрявым затылком, после чего устало вздыхаю и принимаюсь не спеша передвигаться по комнате, собирая тут и там разбросанные вещи.

Полчаса не успевает пройти, а я не успеваю всё прибрать, как в спальню вламывается мама.

– А ну-ка быстро умываться и спать. Завтра опять в сад не встанешь, – зло командует она Маришке, даже не взглянув в мою сторону. Будто я пустое место.

– Иду, иду, – недовольно бурчит сестра, с неохотой сползая со стула.

Вскоре я остаюсь в своей спальне одна. Голоса в доме затихают, гаснет свет, и я тоже, покончив с уборкой, переодеваюсь в пижаму и забираюсь в постель.

На душе кошки скребут. И ещё страшно хочется есть. Желудок бурчит всё громче из-под одеяла, ругая свою хозяйку на чем свет стоит. Я ведь после работы так и не поужинала. Но пойти на кухню и взять там что-нибудь перекусить не решаюсь. Потом останусь виновата, что шумела, перебила кому-нибудь сон и вообще… На шее сижу, ем их еду и всё такое.