Шрифт:
Закладка:
– Значит, ни судья, ни Дом-с-синей-крышей не стоят за рейдом, – подытожил Мэйхью. Это он и так знал, но теперь у него появилось подтверждение. – Выходит, кто-то нанял полицейских провести рейд. Тот, кто хотел отвести подозрения от себя. Кто-то, кто боится вашего гнева и надеется, будто удастся всё свалить на бесчинства констеблей из Тремпл-Толл.
Мамаша ничего на это не сказала. Впрочем, и не нужно было. Мэйхью продолжил:
– И мы снова возвращаемся к Смоукимиррорбриму. Это ведь главный конкурент Брекенбока. Брекенбок ставит пьесу, на которую должен прибыть сам господин бургомистр. Вполне логично, что Смоукимиррорбрим пожелал сорвать ее.
– Ты не прав, дорогой, – сказала Мамаша Горбин. – Это не вполне логично. Это слишком логично. Я давно знаю Фенвика – он необычайно умен и хитер. Он бы не стал рисковать и играть в подобные игры с просвечивающимися картами. Если только…
– Если только?
– Если только, прекрасно понимая, как все будет выглядеть, он не пошел ва-банк. И все же… – Мамаша выдохнула колечко коричневого дыма. – Этот рейд. В любом случае, дорогой, главное не то, кто, а то, зачем.
– Я полагал, что, узнав имя организатора рейда, узнаю и его мотивы. Что вы думаете по этому поводу?
– Я думаю, что рассказала все, что знала, и больше ты узнаешь только в одном месте.
– На бывшей Рыночной площади.
– На бывшей Рыночной площади. И я надеюсь… надеюсь, что, узнав, кто стоял за рейдом, ты выяснишь, что здесь на самом деле происходит. Все связано – более того! – все завязано на этом рейде. На этом рейде и на убийстве Пискляка…
– Пискляка? – удивился Мэйхью. – Почему все завязано именно на его убийстве? И вы полагаете, что он не просто подвернулся под горячую руку констеблям во время облавы?
Мамаша дернула головой, словно стряхивая оцепенение, и, зажав мундштук в губах, наделила Мэйхью весьма недобрым взглядом.
– Боюсь, дорогой, тебе самому предстоит это выяснить.
Мэйхью раздраженно поджал губы. Он понимал, что Мамаша что-то знает. Но почему она тогда просто не расскажет, что ей известно? Зачем все эти игры?
«И все же, раз уж я попал к человеку, который знает в этой блошинной дыре всё и всех, – подумал Мэйхью, – стоит узнать у нее кое-что о том, что касается моего дела…»
Он решил задать Мамаше вопрос об очередной жертве убийцы с зазубренным ножом. Жертве, о которой узнал уже здесь, в Фли, прямо перед тем, как попал в «Балаганчик Талли Брекенбока».
– Вы говорили о Блошином законе, который запрещает местным друг друга убивать, – начал Мэйхью.
– Верно. Я не могу допустить, чтобы они снова начали…
– А как же убийство Папаши Луткара?
Урсула Горбин вздрогнула.
– Что?
– Папаша Луткар, – повторил Мэйхью. – Что вы скажете о его убийстве?
– Это был выживший из ума старик. Он сам свел счеты с жизнью. Я бы знала, если бы его убили.
Мэйхью не стал спорить. У него были неопровержимые доказательства того, что Папашу Луткара убил тот же безумец, который прежде убил и продавца воздушных шаров мистера Баллуни. Но при этом он видел, что Мамаша Горбин не лжет – она и правда считала, что старик совершил самоубийство.
– Вы знаете, кто такой Любимая Падаль? – спросил он.
– Никогда о таком не слыхала.
И тут она не солгала.
Папиретка на мундштуке догорела, и Урсула Горбин вставила его в пасть пепельницы, после чего надавила на бронзовую голову монстра. Пасть закрылась, клыки клацнули, что-то чиркнуло, меж клыков пополз дым, и Мамаша вытащила мундштук с уже новой зажженной папиреткой.
– Что ж, полагаю, самое время перейти к делу…
Урсула Горбин взяла одну из лежавших на столе папок и, открыв ее, достала какую-то бумагу. Хозяйка кабаре развернула ее, и Мэйхью предстал чертеж – план, озаглавленный: «Балаганная (бывш. Рыночная) площадь».
– Это будет непростое дело, – сказала Мамаша Горбин. – Очень непростое. Я покажу тебе, где сидят его люди, где проходят сигнальные проволоки сонеток, и где он хранит нужную тебе вещь. А еще… Хм… Думаю, без этого тебе не обойтись.
Она ткнула мундштуком в сторону, указывая на стоявшие у стены три больших ржавых баллона. Мэйхью пригляделся и прочитал надпись на одном из шильдиков: «Средство Блотвиуса».
– Зачем это? – спросил он.
– Все дело в Грумпеле, дорогой! Разве не ясно?
– Грумпель? – недоуменно глянул на нее Мэйхью. – Что еще за Грумпель?
Мамаша Горбин рассмеялась.
***
Миссис Треппл плакала. Слезы текли по ее разбитому в кровь лицу, грудь неимоверно болела… кажется, мистер Треппл сломал ей ребро.
Он снова заявился домой пьяный и снова избил ее. А потом, как и всегда, довольный собой, завалился спать. Но на этот раз Марго Треппл решила, что с нее хватит. Помимо ребра, что-то надломилось в ней. Не совсем понимая, что делает, она взяла подкову, два гвоздя и молоток. Подойдя к храпящему мужу, она приставила к его лысой голове подкову, вправила в отверстие гвоздь и ударила молотком. Мистер Треппл даже не проснулся, даже не дернулся, а она вбила в подкову и в его голову еще один гвоздь…
Он не умер, превратившись в нечто, наподобие растения в горшке. Но с тех пор в Блошином районе все знали, что с сумасшедшей Марго лучше не связываться, называя ее за глаза «Подкованной Лисиной», что было не очень-то справедливо – во-первых, она не была сумасшедшей, а во-вторых ее-то никто не подковывал – ну и не стоит забывать о том, что лысой она не была, а напротив, обладала пышной копной курчавых черных волос…
И все же то, что она сделала, часто снилось ей по ночам. Снилось и сейчас…
Пока она не очнулась и не открыла глаза.
Марго Треппл не была в своем старом доме, откуда навсегда ушла три года назад. В ее руке не было молотка и подковы…
Она лежала на холодном металлическом полу.
В первый миг Марго подумала, что находится в полицейском фургоне, но, подняв голову и приглядевшись, поняла, что место,
