Немцы не стреляли, хотя его появление наверняка не прошло незамеченным, а вездесущие шпионы донесли своим германским хозяевам все подробности генеральского визита. Верховный только в бинокль мог рассмотреть некоторое шевеление на германских позициях. Германцы к нему оказались абсолютно равнодушны.

Зато свои же солдаты глядели со страхом и затаённой злобой, волком поглядывая на Корнилова и его свиту. Слава Богу, не все солдаты, лишь примерно половина. Другая половина глядела заинтересованно.

Хан и его туркмены по пятам следовали за Верховным, чуть ли не собственными телами закрывая его от возможной угрозы, и излишне ретивого корнета даже пришлось немного осадить. Всё же он не кисейная барышня, а боевой генерал.

— Ну-ка, Хан, что это у вас под ногой, — хмыкнул Корнилов, наклоняясь и поднимая втоптанную в траншейную грязь листовку.

— Это… Э-э-э… Солдаты на самокрутки… — проблеял полковник, сопровождающий их в траншеях.

Генерал отряхнул грязь и бегло прочитал содержимое. Типичная немецкая пропаганда, удивительно, кстати, похожая на ту, что раскидывали по советским окопам во времена ВОВ. Штыки в землю, командиры гонят вас на убой, в плену с вашими товарищами достойно обращаются и хорошо кормят, и прочая чушь. Бегите домой, солдатики, пока без вас землю не поделили. Верховный нахмурился и брезгливо помахал грязной листовкой в воздухе.

— Это, господин полковник, не на самокрутки, — холодно произнёс он, так, чтобы и солдаты, небольшой кучкой собравшиеся неподалёку, тоже слышали. — Это — зараза, дрянь, холера, мозговой сифилис!

— Ваше Высокопревосх… — начал полковник, но Корнилов его жёстко перебил.

— Молчать! Вы же не будете тянуть в рот дерьмо больного дизентерией, господин полковник? А это то же самое! Только заражает не кишки, а головной мозг! — рявкнул он. — Он ведь у вас есть? Или вы деревянный по пояс, наглухо?

Солдаты заухмылялись в стороне. Для нижних чинов это особое удовольствие, наблюдать, как ненавистного командира разносит кто-то вышестоящий. А если это разносят самого командира полка, то это из ряда вон выходящий случай, и такое шоу пропускать никак нельзя. Кто-то извлёк из кармана бумажку и незаметно стал рвать на клочки.

— Приказываю, все подобные листовки изымать и уничтожать на месте. И народное творчество тоже, — произнёс генерал. — Никакой, повторяю, никакой агитации на фронте быть не должно. Ни германской. Ни кадетской. Ни эсерской. Ни левых, ни правых, ни чужих, ни наших.

— Есть! — вытянувшись смирно, выпалил полковник.

— Разрешите обратиться, господин Верховный Главнокомандующий? — послышался голос из солдатской кучки, какой-то молоденький унтер-офицер вышел вперёд и тоже вытянулся смирно.

— Разрешаю, — кивнул генерал.

— Это ограничение прав солдата, закреплённых приказом военного министра от одиннадцатого мая 1917 года! — выпалил унтер, и солдаты одобрительно загудели.

Так-так. Очередной умник. Наверняка из бывших студентов, профессиональных революционеров и прочих защитников демократии. Корнилов развернулся к нему, на время оставляя полковника в покое. Унтер глядел на него прямо и открыто, в глазах читалась решимость бороться за свои права.

— Так точно, ограничение прав. Упомянутый приказ военного министра — откровенно вредительский и направленный на развал дисциплины в армии, — ответил Корнилов. — Права должны быть дополнены обязанностями, иначе это выливается в анархию и безнаказанность, и мы из-за этого теперь вынуждены оставлять врагу нашу территорию. Ещё вопросы?

— Доколе война-то будет, господин генерал? За что воюем? — выкрикнул кто-то из задних рядов, совсем как на митинге.

Этот вопрос Верховный слышал уже сотни раз, и ответ давно сформулировал, и для себя, и для других.

— Война будет продолжаться до тех пор, пока мы не выйдем на старые границы империи. Польша, Литва и другие губернии должны быть освобождены, а чужого нам и даром не надо, — произнёс Верховный. — Германец наступает уже из последних сил. Но вдарить может крепко, так что и мы держаться должны всеми силами. Понятно вам, братцы?

— Понятно, господин генерал… Так точно… — вразнобой ответили бойцы.

— А вот это, — Корнилов снова помахал листовкой. — Должно быть уничтожено, как только попадает в наш окоп. Рвите, сжигайте. У кого из товарищей видите такие листовки, забирайте и тоже жгите. Зараза это похуже холеры, и многие уже заражены.

Кто-то в толпе спешно перекрестился.

— Лечится долго и тяжело, но всё-таки лечится, — сказал генерал. — Молитвой, учёбой и трудом. А лучше всего — изучением истории.

По глазам он видел, что не особо-то убедил солдат, но он и не пытался. Это задача политруков и комиссаров, хотя и они не слишком-то усердно работали над воспитанием бойцов, а там, где комиссары попадались излишне ретивые, их могли поднять на штыки ничуть не хуже, чем командиров.

— Ну так что, удержим Ригу или драпать будем до самой Камчатки? — усмехнулся в усы Корнилов.

— Удержим!

— Так точно, удержим, господин генерал! — вразнобой ответили солдаты, но без особой уверенности в голосе.

Верховный тоже был не слишком-то уверен в стойкости этих солдат, по правде сказать, он не доверил бы им защищать даже деревенский клуб от парней с соседнего села, но других солдат в его распоряжении не имелось, так что он нацепил маску напускного весёлого дружелюбия и даже похлопал унтера по плечу.

— А вы, товарищ, прекращайте с агитацией, если не хотите отправиться в трудовые отряды рядовым лесорубом, — тихо сказал генерал ему на ухо. — Ваше образование пригодилось бы в другом месте.

Унтер побледнел и кивнул, чувствуя в словах Верховного не пустую угрозу, а вполне осуществимую. Скорее даже предупреждение.

На германской стороне что-то громко бахнуло, засвистело, все бросились врассыпную, занимать места в укрытиях.

— Уллу бояр, в блиндаж! — взволнованно крикнул Хан, хватая Корнилова за локоть.

— К бою! — гаркнул кто-то.

— Га-а-азы! — завопили откуда-то сбоку, и все принялись надевать противогазы, неловко сбивая фуражки на землю или зажимая их коленями.

Застрекотал пулемёт, что-то рвануло на нейтральной полосе, комья земли беспорядочным градом опустились на русские траншеи. Корнилов отыскал фуражку и водрузил поверх противогаза, и только после этого позволил увести себя в укрытие. Адреналин в крови придавал бодрости, но страха генерал не ощущал, скорее, возбуждение, граничащее с любопытством. Хотя сердце стучало в ушах, словно лошадь, перешедшая в быстрый галоп.

Воздуха в противогазе сильно не хватало, мутные зашарпанные стёклышки запотевали и их постоянно хотелось протереть, но команды «отбой» пока не прозвучало, хотя визуально Корнилов так и не мог определить, кто и где обнаружил газ.

Разговаривать в противогазе тоже выходило не очень хорошо, приглушённый бубнёж не очень подходит для того, чтобы распекать подчинённых, так что полковника пришлось оставить без публичной порки. Верховный только строго взглянул на него, на отсутствие интеллекта под стёклами противогаза, и погрозил ему пальцем.

Глава 35

Рига

Находиться на передовой дольше необходимого Корнилов не стал, и после того, как все нужные мероприятия были выполнены, а адъютант с