Онлайн
библиотека книг
Книги онлайн » Классика » Буран - Тахави Ахтанов

Шрифт:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 40 41 42 43 44 45 46 47 48 ... 136
Перейти на страницу:
из веков. Человека не только наказание воспитывает. Пусть его воспитает сама жизнь. А вот бывшего председателя привлечь следует.

После этого Касбулат начал рассказывать историю Тургая. Говорил он с такой болью и гневом, что тетушка Сара пару раз всплакнула, а Алиаскаров помрачнел, сурово насупил брови.

— Так кто же доводит народ до такого ужаса? — яростно выкрикнул Касбулат и замолчал.

Секретарь медленно заговорил:

— Я в то время учился в Москве. Когда мы, три студента, приехали в тридцать втором году на летние каникулы, мы все это увидели воочию. Не выдержав, мы написали письмо в центральные органы и указали на искривление партийной линии и перегибы. Что же еще нам оставалось делать, если наши местные деятели забыли о народной нужде? Ну, что ж… нас тогда исключили из комсомола и потягали немало…

Алиаскаров хотел было что-то еще добавить, но не произнес ни слова, а только мрачно уставился на свой стол.

Касбулат понял, что разговор продолжаться не будет. Он почувствовал себя неловко, потоптался на месте, потом вежливо попрощался и, не получив ответа, вышел.

Ссора эта очень мучила Касбулата. Он чувствовал несправедливость своих упреков и клял себя за то, что оскорбил человека, которого так уважал. Через три дня, набравшись храбрости, он отправился извиняться.

Тетушка Сара встретила его как ни в чем не бывало. Сам Алиаскаров как будто тоже не изменился к нему, но все же был непривычно суховат и сдержан. Касбулат смущенно ерзал на стуле, не зная, как начать разговор. Алиаскаров сел на диван и жестом пригласил Касбулата сесть рядом.

— Я хочу поговорить с тобой об очень важных вещах, — сказал он, поглаживая затылок. Видно было, что он с усилием преодолевал отчужденность, возникшую между ними. — Сказать по правде, я сильно обиделся на тебя третьего дня. Потом, подумав как следует, я пришел к выводу, что ты прав в своей непримиримости. Если ты с такой суровостью спрашиваешь с меня за вчерашнее, то, значит, за завтрашнее так же сурово будешь спрашивать с себя самого. Гражданственность начинается вот с таких суровых вопросов. Чиновников исполнительных и безответных много, а настоящих народных деятелей что-то не очень.

Сказав это, Алиаскаров замолчал, но Касбулат чувствовал, что разговор не окончен. Ему казалось, что секретарь, несмотря на внешнюю невозмутимость, охвачен сейчас каким-то внутренним волнением. Он ждал.

— В юности передо мной было две дороги, — заговорил наконец Алиаскаров, пристально глядя прямо перед собой, словно видел где-то в туманном далеке свое распутье. — Одна из этих дорог — борьба за национальное освобождение, за независимость. Лозунги националистов увлекали и меня.

Потом под влиянием одного товарища я начал изучать марксизм. Предо мной открылись глубочайшие коренные социальные проблемы. Что толку, подумал я, в красивых захватывающих лозунгах национального освобождения, если за ними не стоит по сути дела никакой программы социальных преобразований, если изжившее себя патриархальное общество, старый уклад, невежество и темнота останутся без изменения? Посадить вместо колониальных администраторов своих держиморд и на этом успокоиться? Я выбрал второй, марксистский, путь…

Мы очень торопились, Касбулат, мы работали, как при аврале. За этот короткий срок мы сделали очень многое, но авральную работу трудно делать аккуратно. Да, мы смело ломали старое, но и дров, как говорится, наломали немало. Мы сделали главное — победили в классовой борьбе, но жертв было много, очень много…

— Если нельзя обойтись без жертв, то надо думать о том, чтобы их было как можно меньше, не так ли? — прервал его Касбулат.

— Ты прав. Я маленький человек, но от этого моя ответственность не уменьшается. Ответственность не уменьшается сверху вниз. Когда все сваливают на указания сверху, это только жалкие отговорки. Запомни, Кае-булат, послушание и исполнительность не всегда сочетаются с сознательностью. Что там говорить, иногда между дисциплиной и сознательностью возникает противоречие.

— Как избежать этого? — сразу же прервал его Касбулат.

Алиаскаров лукаво усмехнулся.

— Попробуй все свои указания и распоряжения проверять на себе. Как бы тебе самому пришлось, если бы эти указания касались тебя. Так делают ученые-медики, иногда ставят опыты на себе.

— А если я получу указания сверху?

Алиаскаров задумчиво усмехнулся.

— В этом случае гораздо сложнее.

Он замолчал, а Касбулат смотрел на него во все глаза. Прошло некоторое время, прежде чем Алиаскаров сказал:

— Что я могу тебе посоветовать? В этих случаях каждый остается наедине со своей совестью.

Слова эти заставили Касбулата глубоко задуматься. Алиаскаров же смотрел на него задумчивым, оценивающим взглядом. Потом, словно встряхнувшись, он снова тихо заговорил:

— Ты очень вспыльчив и горяч, Касбулат, но в этом нет ничего плохого. Это у тебя от молодости. Мне нравится твоя искренность. В этом я вижу надежду. Мы — люди вчерашнего и сегодняшнего дня, а ты человек завтрашнего. У нас были не только успехи, немало случалось и ошибок. Вы должны разобраться в этом. Если вы будете спотыкаться на тех же кочках, что и мы, значит, вы ни черта не поняли из нашего опыта.

Вот посмотри. Сейчас мы все полюбили слово «народ». Все только и твердят: народ, народ, народ… Это слово стало священным. Я считаю, что священными словами не надо злоупотреблять. Как бы не получилось так, что слово «народ» скроет от пас отдельных людей. Этого я боюсь…

Да, мы встряхнули свой народ, пробудили его сознание. Покоренные воспряли, бессловесные заговорили. Проделана великая работа, что и говорить, но… Но все-таки мы иной раз забываем, какая сложная структура этот народ, сколько в нем всякого — и доброго и дурного.

Опыт мой говорит, что хорошее всегда лежит в глубине, а плохое клокочет на поверхности. Возьми для примера наших выдвиженцев. Среди них есть множество прекрасных людей, но есть и такие, которых народ называет «куцехвостыми активистами». Это крикуны и ультра-революционеры. Хотят они того или нет, но наши высокие идеалы они низводят к своим мелким, ничтожным целям, а нашу сознательную работу подменяют кулаком и дубиной.

Да, мы должны быть строгими в нашей борьбе, но истерические вопли могут заглушить голос разума и справедливости. У руководителя должны быть не только глаза и руки, но и сердце. — Алиаскаров устало улыбнулся, заканчивая разговор. — Прости, друг. Наверное, я надоел тебе своими поучениями. Молодежь любит жить своим умом.

Каждый разговор с Алиаскаровым заставлял юного Касбулата ворочать мозгами. Прозрачные и плоские, как оконное стекло, истины становились многогранным кристаллом. Истина светилась издалека. К ней еще надо было пробиться. С горячностью молодости, которая хочет в один момент изменить мир, он считал Алиаскарова чересчур мягким, недостаточно решительным, и все-таки в глубине души он был благодарен

1 ... 40 41 42 43 44 45 46 47 48 ... 136
Перейти на страницу:

Еще книги автора «Тахави Ахтанов»: