всего было мало. Горы сундуков, набитых добром, грозили переполнить их дома, а кое-где драгоценные ковры из Персии уже клали в два слоя, так много их было куплено. В общем, стремительно разбогатевшая словенская знать немного сходила с ума. А вот их дети вели себя уже куда более здраво. Привыкли, наверное, к хорошей жизни.

Каменные стены и потолочные балки в княжеских покоях не имели украшений, просто камень и дерево. Даже мебель тут была довольно простой, зато на редкость удобной. Слишком много времени приходилось тут проводить хозяину дома. На стене висела огромная карта, сшитая из нескольких выделанных шкур, где самым тщательным образом были нанесены города, страны, горы и реки. Качество этой карты откровенно хромало и отражало то, что князь помнил из школьного курса географии. В большом камине весело трещал огонь. Глупая это затея, камин, бесполезная, ведь весь дворец отапливался печами в подвале. Это был личный каприз князя, он любил живой огонь. Больше в рабочих покоях государя и не было ничего. У иного горожанина обстановка была богаче. Лишь свинцовый переплет, куда было вставлено прозрачное стекло, стоил безумно дорого. Те, кто надо, понимал, сколько.

— Княже! — Горан протиснулся в дверь и коротко поклонился. Он постарел за эти годы, раздался вширь, но по-прежнему был могуч, как дикий тур. Лицо его покрылось морщинами, и лишь глаза на нем, горящие пронзительным огнем, были все еще молоды. Седая окладистая борода лежала на могучей груди, а на бычьей шее тускло мерцала серебряная гривна, полученная когда-то за храбрость.

— Садись, — махнул рукой князь. — Что там у тебя с этими ведунами? У моей жены скоро совсем кукушка из дупла выпорхнет. Разобрался, что это у нас тут за великие волхвы, которым грядущее ведомо, завелись?

— Разобрался, государь, — хмуро кивнул Горан. — Лучше бы не разбирался, честное слово! С души воротит.

— Что так? — удивился Самослав, который почувствовал неприятный холодок, пробежавший по спине. Плохое начало разговора.

— Смотри сам! — Горан положил на стол лист бумаги, густо покрытый неумелыми рисунками. Боярин писал с трудом, его рука была тяжела, и он частенько рвал бумагу пером. — Вот, как ты учил, сделал. Тут кружками и стрелочками людишки помечены. Полюбуйся, где стрелочка начинается, и где заканчивается. Тут не один месяц работы, княже.

— Проверили? — нахмурился Самослав, до боли в глазах вглядываясь с лист. В его груди медленно наливалась злость. Как же так!

— Трижды проверили! — хмуро кивнул Горан. — За каждый кружочек головой ручаюсь. И за каждую стрелочку тоже. Многих дней работы каждая из них стоила. Люди мои в пол глаза спали и на чердаках неделями под себя ходили, чтобы кусочек разговора услышать.

— Плохо! — прикусил ус Самослав. — Это очень плохо! Не пропустите удар, Горан! Если ты не ошибаешься, тут моя собственная голова на кону стоит.

Глава 17

Месяц спустя. Октябрь 630 года. Гамбург. Эксклав Словении

Множество рукавов, на которые распадалась река Лаба в этом месте, омывали два десятка островов, которые, разделяясь мелкими протоками, образовали целый лабиринт. Вышата исходил из конца в конец весь большой остров, у которого словенская Лаба делилась на два рукава германской Эльбы, южный и северный. Остров был хорош, и топкие места в нем сменялись участками вполне себе неплохой землицы, где можно будет потом разместить крепость. Остров был размером три на три мили, и тут жило несколько семей рыбаков, но это был вопрос второстепенный. Пусть живут себе и дальше, они пока никому не мешают. А там видно будет. Опытным глазом видел Вышата и те места, где потом можно будет разместить причалы для кораблей, не подозревая, что именно здесь, но в иной реальности, когда-нибудь расположится район Виллемсборг и часть морского порта.

Он уже договорился с князем о будущей стройке, и она начнется через два года, когда освободится несколько бригад из Братиславы. К тому времени он должен будет подготовить несколько мест на выбор, прокопать колодцы и понять, куда поднимется весной талая вода. И только потом здесь начнут строить новый город, потому что старый уже трещал по всем швам. Слишком много в нем бывало народу, слишком много приходило кораблей.

— Боярин! — воин из стражи, который приплыл сюда на лодке, был собран и напряжен. — Беда! Франки идут. Гонец от вестфалов у тебя в конторе сидит. Садись в лодку скорее!

— Демоны! — сплюнул Вышата. Он ждал этого нападения, но весной. С какой такой радости франки затеяли войну по осени? Сроду не бывало такого. Уже через полчаса он беседовал с белоголовым крепышом лет шестнадцати, племянником вождя одного из племен западных саксов. В тех краях с воинами все еще было туго. После бойни, учиненной Хлотарем II, целые роды захирели и исчезли, растворившись в своих соседях.

— Удо! — кивнул Вышата. — Здравствуй! Плохие вести?

— Герцог Адоварий из Кельна две тысячи ведет, — по-взрослому серьезно ответил парень. А он уже и был взрослым в тех землях, ведь франки убили его отца, деда и старших братьев. И он видел это своими глазами, когда прятался в кустах и затыкал себе кулаком рот, чтобы не заорать. Видел он и то, как франки насиловали его сестер и жен его братьев. С тех самых пор он и стал взрослым, а голова его осталась белой навсегда.

— Далеко они? — нахмурился Вышата.

— Неделя, не больше, — кивнул сакс. — Они пешком идут, и грабят все на пути. Да, через неделю жди. Давай награду, боярин. Ты обещал.

— Три коровы серебром получишь, — ответил Вышата, — как договаривались. Дяде поклон передавай.

Гонец ускакал, а Вышата глубоко задумался. Город был битком набит мехом, солью и соленой рыбой, и вывезти все это добро в такой короткий срок было решительно невозможно. Самое ценное только если…

— Жилу позовите мне! — крикнул Вышата.

Жила, полусотник, что прислан был сюда для охраны, пришел мигом. Он уже знал о грозящей беде. Полусотня против двух тысяч — плохой расклад. Вожди саксов на помощь не придут, побоятся. Их бабы еще после прошлого восстания мужиков не нарожали. До бодричей — сотня миль. На двух конях можно на пару дней домчать. До Праги — четыреста миль, долгая дорога, не всегда безопасная.

— Гонцов слать надо, боярин, — сказал Вышате полусотник. — К бодричам в Лучин и к данам, к ярлу Эйнару. Он как раз из похода должен вернуться. Только они нас успеют из этой задницы вытащить. Если успеют…

— Дело говоришь, — ответил, подумав, Вышата. — Шли гонцов.

— Сейчас же пошлю, — кивнул Жила. — Обоим по три коня дам.

Вышата, подумав немного, вышел и позвал сыновей.

— Ты,