вдоль фермерских полей. Страшно представить, сколько денег и сил вложили в эти зеленые поля меннониты. В Рэд-Баши жила группа меннонитов, бежавших из канадских прерий. Купили земли, обустроили общины, занялись сельским хозяйством. Профессор Джон втерся в доверие к одной из таких общин – купил на холме участок, организовал лагерь.

У водопоя паслись коровы индийской породы (Камила сказала, что брама очень популярна в тропиках). Затем свернули к джунглям, дорога пошла круто вверх, но траки вытянули. По склону доползли до широкой поляны.

Вот и настоящие джунгли! Хотя, если начистоту, ничего особого в этих джунглях нет – ну лес и лес, тонкие зеленые деревца, разве что обезьяны-ревуны в ветвях шастают – вот главная экзотика.

Выгрузились, потащили к раскопу бутыли с водой и бидоны с обедом. Лотар шел впереди, на голове – ковбойская шляпа, на хипповой куртке – канадский кленовый лист, в руке – мачете.

Небо заволокло зеленой пеленой сельвы. Внизу почти ничего не росло – лишь толстые корни, о которые я несколько раз споткнулся, да тонкие голые прутики с кустиками. Лотар махал мачете, что тот Индиана Джонс. Мачете разрешалось носить лишь «штабистам»: техника безопасности, все такое. Впрочем, джунгли здесь были сносные – можно продраться и без мачете. И видимость нормальная.

Наша бригада вышла на расчищенную тропу, помеченную желтыми лентами, которая привела к раскопу. Затянутый джунглями городок майя: поляна – центральная площадь, холмики – здания. Самый высокий холм с раскопанной верхушкой (четырехугольной, как Земля в представлении майя, площадкой) – пирамида.

– Что там? – кивнул я на пирамиду.

– Профессор надеется, что дворец какого-нибудь царька, – ответил Лотар.

На раскопе № 85, кроме меня, новичками были Нира, Шарил и Камила. Еще были две студентки-дылды из старожилов, Лотар назначил светленькую старшей. Итого шесть человек. В тяжелых работах группам помогала парочка местных индейцев – ставили тарпаулины, разбирали большие камни, валили деревья.

За предыдущие сессии оказалась не только раскопана верхняя площадка пирамиды, но и начат угол западной стороны.

– Ну-с, приступим, – сказала светленькая, свежеиспеченная начальница.

Я надел резиновые перчатки и полез с мастерком на крышу пирамиды. Копать было трудно – постройку затянуло почвой, корнями и камнями. Корни приходилось рубить кайлом, камни обкапывать и вынимать. К тому же с моими габаритами было тесновато, особенно в компании девчонок. Поэтому я вызвался выносить ведра с землей.

Отвал находился в тридцати метрах от пирамиды. Просеивал каждое третье ведро. Сначала показывал подозрительные находки Лотару (он рассказал, что в археологии оказался случайно, подумывал после колледжа об армии, но потом переклинило), который тоже носил ведра или чертил профили. К концу смены я немного вкурил, что к чему. Когда попадались осколки кремней и керамики, складывал их в пластиковые мешочки с метками. Хорошая такая полевая практика.

Студентки-дылды и Шарил выкапывали верхушку, Нира и Камила – угол пирамиды. Рыли, что те землеройки. С Шарил понятно, она десятикилограммовые камни одной рукой выкидывала, но остальные! Выносливые, красивые. Только смотреть на их стертые колени было больно – но ничего, молодые, нарастет.

Полог джунглей прятал от прямого солнца, но жара и влажность доканывали и в тени. С меня текло в три ручья. Мучила одышка. Каждые два часа я опрыскивался спреем, чтобы отвадить москитов (их не было в лагере, потому что на холме постоянно дул ветер). Ужасно хотелось пить. Стоишь весь такой мокрый и хочешь пить. Даже если только что вернулся от бутыли.

Рабочий день подходил к концу, я как раз возвращался к раскопу с пустым ведром, когда услышал, как вскрикнула Нира. Мы с Лотаром обежали пирамиду, спрыгнули в траншею.

Оказалось, сошел слой грунта с камнями, открыв подкоп, сделанный мародерами. Нира отряхивалась от земли. Мы заглядывали в дыру. Пирамиду вскрыли давно – грабители проломили кладку, а потом, уходя, засыпали камнями.

– Там что-то есть, – сказал Лотар, протиснувшийся мимо Ниры.

Из дыры выполз скорпион. Лотар перерубил его мачете.

Над нами бесновались обезьяны, ухали туканы. Ревуны швырялись ветками. И чего взбеленились? Будто почувствовали что-то. Они и до этого выражали свое недовольство нашим присутствием, но не так бурно. Одна темпераментная птица спикировала на Ниру и попыталась тюкнуть большим ярким клювом. Нира вовремя закрыла голову руками, а я махнул мастерком, отгоняя.

– Какое-то тело! – крикнул Лотар. – Ребенок!

– Похоронная камера, – сказала Камила.

Вот так первый день в джунглях! Шуму поднялось о-го-го. Посмотреть на мумифицированный детский трупик сбежался народ с других раскопов.

Осторожно извлекли, завернули в пластик, понесли к джипам на носилках. Тело было покрыто окаменевшей землей, понятны лишь общие очертания.

– Фотографии только для себя, – предупредил профессор, – чтобы в Сеть не попало!

Профессор похвалил Лотара. Лотар похвалил Ниру и Камилу. Все были довольны. Кроме туканов, обезьян и мертвого ребенка.

Перед отъездом раскоп затянули тарпаулином, собрали пустые бидоны и бутыли и покатили в лагерь, грязные и усталые.

Вечером, сидя в меннонитском кафе через дорогу от лагеря и записывая впечатления от прошедшего дня, я представил, что мои записи – литературное произведение. И вот кто-то их читает, заранее зная, что с героем не случится ничего непоправимого. Забавно представлять себя героем. Хотя мне не нравятся рассказы в форме дневника, как раз из-за того, что герой «заранее бессмертен». Но вот что подумал. Это ведь с мемуарами все так однозначно. А есть еще как бы «найденные» дневники, в которых повествование может оборваться в любой момент, и гадай потом, что там с бедолагой. Да и читал я парочку рассказов, где герой все «я» да «я», а в конце взял да помер, мол, «я начал заваливаться в бездну». И вот откуда он все это нам рассказал? Из бездны? Нет, о «бессмертных» героях думать приятней. Впрочем, я не собираюсь влипать ни в какие неприятности.

Утром лагерь жужжал, как рой москитов.

Трупик ребенка оказался вовсе не трупиком, а глиняной фигуркой. В камералке находку бережно очистили от земли – тут-то и прояснилось. Не такая большая ценность, как древние останки, но тоже не фунт изюму.

На завтраке к нам подсел профессор Джон.

– Весьма интересная находка! А какое состояние!

– Это идол? – спросил Фрэнк. – Или игрушка?

– Не то и не другое. Майя делали таких человечков, алушей, чтобы те охраняли поля. Делали из глины, редко из воска. – Профессор помассировал свой крючкообразный нос, будто собирался чихнуть. – Я поговорил с Юмой, нашей посудомойкой, она майя, – уточнил он для новичков. – Показал фотографии, и она подтвердила мои догадки. Ее старик был ах-меном, знахарем, он рассказывал ей об алушах.