сопровождался бы каким-нибудь шумом, и не только от выстрелов. Наверняка поднялся бы крик, а то и драка. Дом был не такой уж большой. Эти звуки наверняка услышали бы наверху.

Наверху, в спальне родителей, был только один стационарный телефон; мобильников у детей Ричардсов не было. Но все же они могли попытаться добраться до телефона в спальне и вызвать полицию, а затем спрятаться или улепетнуть через окно. Но они этого не сделали.

Старший, Фрэнки Ричардс, мог на такое вторжение как-то отреагировать, в отличие от своей младшей сестренки. Паренек уже знался с наркотиками и даже был мелким дилером, так что имел и опыт в криминальных разборках, и некоторую рисковость в поведении. У него на дому обнаружилась энная сумма наличности и продукция к распространению. По идее, он должен был знать, что к нему когда-нибудь может ворваться кто-то и попытаться завладеть тем, или другим, или тем и другим сразу. В те приснопамятные времена для того, чтобы нарваться на такую кражу, необязательно было иметь тысячу долларов или брикет кокса. Тебя вполне могли порешить и за полсотни баксов с пакетиком травки.

Неужели бушевание непогоды скрыло те две смерти внизу?

И разве дети не знали, что происходит, пока не стало слишком поздно?

Под тарабанящий снаружи дождь Декер перешел к следующему вопросу. Почему Эбигейл была задушена, в то время как все остальные жертвы застрелены? Ответ на этот вопрос в целом напрашивался.

Но когда глаза остановились на экране, разум внезапно наводнился таким количеством ослепительных образов, что внутри возник невольный позыв к рвоте.

Мысленно он находился у себя дома в ту самую ночь, когда застал свою семью мертвой. Синие электрические сполохи обрушивались со всех сторон. Раньше ему всегда удавалось отодвинуть или, по крайней мере, уменьшить это воспоминание, загоняя и пряча его в самом дальнем углу сознания. Но сейчас, как ни странно, он этого сделать не мог. Собственный разум словно вышел из повиновения. Все это напоминало спонтанный, неконтролируемый сброс данных из компьютера.

Он встал на дрожащих, ватных ногах, прикидывая, успеет ли добраться до санузла, прежде чем его вырвет. Но желудок поуспокоился, хотя разум — нет.

Декер взглянул на Марса, по-прежнему объятого сном. Безотчетно захотелось растормошить, разбудить его, объяснить, что происходит, попросить о помощи. Но какую помощь может оказать ему Мелвин? Даже спрашивать об этом неловко.

Вместо этого он неверным шагом вышел из комнаты, прошел по коридору и спустился по лестнице — как раз через ту заднюю дверь, о которой говорил Ланкастер. Он вышел на улицу там, где стояли мусорные баки и прессованные гофроящики из-под продуктов. Дождь хлестал с прежним ожесточением; через считаные секунды Декер промок до нитки.

Наконец он приютился на корточках под металлическим навесом входа в кухонную часть гостиницы. В уме вновь и вновь проплывало, как он идет по своему старому дому, где теперь живут Хендерсоны. Шаг за шагом.

Вот на кухне его шурин.

Жена лежит на полу рядом с их кроватью, со входа в комнату видна лишь ее нога.

И наконец Молли, привязанная в ванной к унитазу поясом от халатика. Задушена насмерть, как и Эбигейл Ричардс.

И все они погибли из-за…

«Меня».

Обхватив голову руками, Декер сидел на холодном асфальте среди дождя, стучащего по металлической крыше.

Он думал, что достиг дна, когда лишился своей семьи, работы, дома. Остался ни с чем.

Но как видно по этой дикой карусели вновь и вновь с безжалостной силой и постоянством наплывающих в голове образов, начиная с шурина и заканчивая дочерью…

«Это и есть дно. Нижний предел».

Глава 34

— Ты в порядке?

Это было наутро, и Марс смотрел на Декера через стол в обеденной зоне «Резиденс Инн».

— В полном, а что?

— А то, что когда я проснулся, ты был в санузле. И мне показалось, унитаз пугал.

— Показалось, наверное. Желудок у меня в самом деле пошаливал, но не более.

— Я постучал в дверь, разве ты не помнишь? Спрашивал, все ли в порядке.

— Ты-то сам в памяти был? Я тебе сказал, что все нормально, и ты тогда ушел к себе в номер. А до этого вырубился у меня на кровати. Наверное, был не совсем в себе, когда ко мне ломился.

Марс некоторое время изучающе смотрел, а затем пожал плечами.

— Ты все сидел, сидел. Меня и накрыло.

— Я все прокручивал, пытался внести смысл в то, что вроде бы не имеет смысла.

— Например?

Декер вкратце изложил то, о чем думал прошлой ночью.

— Хорошо, допустим, их не стало около половины девятого. А звонок поступает через час, — сказал Марс. — По опыту я знаю, что час для криминального расследования значит невероятно много.

— На самом деле час и пять минут, потому что звонок на 911 поступил в девять тридцать пять. Но медэксперт не смог установить время смерти до минуты, поэтому налицо по меньшей мере часовое расползание.

— А что дословно говорилось в звонке на 911?

— Что из дома Ричардсов, типа, доносились подозрительные звуки. Какие-то вопли, а затем выстрел.

— Но такое невозможно. Они не были убиты в девять тридцать пять.

— Нам неизвестно, слышал ли тот человек действительно выстрел или что-то еще. И неизвестно, был ли это выстрел, который кого-то убил, или просто «ба-бах».

— Мертвые вообще-то не вопят.

— Пусть так, но кто может сказать, что в это время в доме не было еще кого-нибудь, кто кричал, и именно этот момент услышал звонивший?

— Кто же это мог быть?

— Без понятия. В том числе и насчет того, существует ли такой человек. Но есть еще одна мысль.

— Поделись.

— Эбигейл Ричардс была задушена, а не застрелена. С чего бы?

— Ты имеешь в виду, почему ее не застрелили, как остальных, — ведь убить пулей вроде бы проще, чем душить?

— Ну да.

Марс призадумался, а затем мотнул головой:

— Сдаюсь.

— Когда ты стреляешь, ты не переносишь свою ДНК под чьи-то ногти. А когда душишь, такая возможность появляется.

— Погоди-ка. Ты хочешь сказать, что кто-то каким-то образом взял часть ДНК с кожи Хокинса и поместил ее под ногти девчонки — так, что ли?

— Выходит, да.

— То есть такое вообще возможно?

— Безусловно. А у Хокинса на руках наблюдались царапины. Значит, с ним что-то случилось. Я думаю, что именно тогда у него и была взята ДНК, чтобы ему ее инкриминировать.

— Но если б кто-то его, скажем, поскоблил, а потом взял ту кожу и, например, кровь и волосы и поместил их потом под