Я собираюсь говорить не о религиозных верованиях, но о делах, настолько очевидных, что их упоминание вышло из моды. Я верю в моих соседей. Я знаю их недостатки, и я знаю, что их достоинства далеко перевешивают их недостатки.

Возьмите Отца Майкла, он живёт немного дальше по дороге. У меня другая вера, но я знаю, что его повседневный труд пронизан добротой, заботой о ближнем и милосердием. Я верю в Отца Майка. Если я попаду в беду, я пойду к нему.

Мой сосед – ветеринарный врач. После тяжёлого рабочего дня Док подымется с постели, чтобы помочь беспризорному коту. Бесплатно – без какой-либо перспективы оплаты – я верю в нашего Дока.

Я верю в жителей нашего города. Здесь вы можете постучать в любую дверь и сказать: «Я голоден» – и вас накормят. Наш город вовсе не исключение. Я видел такую же готовность к милосердию повсюду. А на одного, кто скажет: «Пошёл к чёрту – с меня довольно!», найдутся сотни, тысячи тех, кто скажет: «Конечно, приятель, садись».

Я знаю, что, несмотря на все предостережения против случайных попутчиков, я могу выйти на шоссе, поднять большой палец, и через несколько минут остановится автомобиль или грузовик, и кто-то скажет: «Лезь сюда, парень, – далеко собрался?»

Я верю в моих сограждан. Заголовки наших газет кричат о преступлениях, и всё же на одного уголовника найдётся 10 000 честных, порядочных, доброжелательных людей. Если бы это было не так, ни один ребёнок не дожил бы до совершеннолетия. Бизнес не смог бы развиваться день ото дня. Порядочность не новость. Она похоронена в некрологах, но она – сила, более сильная, чем преступление. Я верю в терпеливую обходительность медсестёр и кропотливое самопожертвование преподавателей. Я верю в невидимую и нескончаемую борьбу против неодолимых трудностей, которая тихо ведётся почти в каждом доме на земле.

Я верю в честное ремесло рабочих. Оглянитесь вокруг себя. Никаких начальников не хватило бы, чтобы проконтролировать всю эту работу. От Зала Независимости до Дамбы Гранд-Кули, все эти вещи были построены прямыми и честными мастерами, которые были честны до мозга костей.

Я полагаю, что честны почти все политики… есть сотни политиков, которым платят мало или не платят вообще, которые, не рассчитывая на благодарность или славу, полностью выкладываются для того, чтобы наша система работала. Если бы всё было не так, у нас никогда бы не было ничего, кроме тринадцати колоний[127].

Я верю в Роджера Янга[128]. Вы и я свободны сегодня благодаря бесчисленным безымянным героям от Вэлью Форж[129] до реки Ялу[130]. Я верю в Соединённые Штаты и горжусь тем, что принадлежу им. Несмотря на разные недостатки, от линчеваний до вероломства в высших эшелонах власти, наша нация имела самые пристойные и самые доброжелательные методы внутренней и внешней политики, какие только можно найти когда-либо в истории.

И наконец, я верю во всю мою расу. Жёлтых, белых, чёрных, красных, коричневых. В честность, храбрость, интеллект, стойкость и совершенство подавляющего большинства моих братьев и сестёр всюду на этой планете. Я горжусь тем, что я человек. Я думаю, что нам повезло, что мы добрались так далеко, что мы всегда добивались этого только чудом, но я верю, что мы снова и снова будем это делать. Выживать. Выдерживать. Я верю, что этот голый эмбрион с больной, непомерной черепной коробкой и противостоящим большим пальцем, что это животное, только-только ушедшее от обезьяны, выдержит. Выдержит дольше, чем его родная планета – распространится к звёздам и за их пределы, неся с собой свою честность и ненасытное любопытство, свою безграничную отвагу и своё врождённое благородство.

В это я верю всем своим сердцем.

6 июня 1962: Роберт Э. Хайнлайн – Лертону Блассингэйму

Нет никаких новостей, кроме той, что начался сезон отпусков и у нас много посетителей. Это протянется до осени. На этой неделе появился один из моих салаг-однокашников[131]. Теперь он адмирал и руководит исследованиями – дело, которым я хотел бы заниматься (и, возможно, сумел бы этого добиться), если бы давным-давно не заполучил туберкулёз. Тем не менее в целом мне нравится быть писателем, и я не очень расстраиваюсь, что не стал адмиралом. (Дэн Галлери сумел быть и тем и другим, но он – это нечто исключительное![132])

10 августа 1963: Роберт Э. Хайнлайн – Лертону Блассингэйму

Нас сильно затормозили ещё и посетители, постоянный поток шёл всё лето, друзья, родственники, читатели плюс несколько представителей НФ-фэндома – и никого из них мы не приглашали, даже родственников или друзей… Тут у нас курорт, летом всё затоплено людьми, и если я отключал телефон, они звонили в дверь. Я больше никогда не буду пытаться писать в Колорадо-Спрингс между 1 июня и 1 сентября; это слишком сильно смахивает на попытку писать под крылом прогревающего моторы «боинга». Даже если бы мои родственники остались дома (чёрт возьми, в этом году они все отправились путешествовать!), друзей, знакомых и незнакомцев хватило бы, чтобы устроить тут дурдом. Если бы меня так много-много раз не прерывали посетители, моя работа продвинулась бы гораздо дальше и ущерб от наводнения не был бы столь серьёзен.

6 мая 1964: Роберт Э. Хайнлайн – Лертону Блассингэйму

Письмо, которое Вы получили от Кеннета Грина (и на которое столь любезно ответили), ещё более типично для почты поклонников, довольно милое, но в нём снова всё те же заезженные слова, а я так устал отвечать на них, я словно старая шлюха снова и снова взбираюсь по той же лестнице. Впрочем, я отправлю молодому Грину открытку с этой почтой; я всегда им отвечаю, всем, кроме чокнутых.