Шрифт:
Закладка:
Или ты, казалось бы, совершенно неизлечимо больной (об этом наперебой толкуют врачи, они уже давно списали тебя со счетов). Но ты-то со всем этим решил не согласиться. Ты твердо всем своим существом решил обмануть все ожидания лекарей, профессоров, академиков – и стать здоровым! Вопреки всем прогнозам медицины, всем ее прописям…
Итак, огляди себя во всех подробностях. И если слышишь призыв жизни или судьбы, соберись с силами и решительно примись за работу по самосовершенствованию. За тот труд, который, к тому же, наверняка сделает тебя достаточно защищенным от всех мыслимых и немыслимых жизненных ударов. И кроме того, позволит тебе оглядеть здраво свой совершенно уникальный, жизненный путь, услышать зов судьбы.
Говорить о будущем не просто. Сомнение вызывает уже тот факт, что оно вообще существует как некая абсолютная определенность.
Печальный и в то же время счастливейший удел человечества в том и состоит, чтобы без конца измерять расстояние от того места, где мы находимся, до того, где мы хотим быть.
Так уж устроен простой человек (не футуролог и не мыслитель, заглядывающий в дали веков), что больше всего его все же интересует день завтрашний. Он не будет по понятным причинам (жизнь коротка!) размышлять, скажем, о XXII веке. Мыслить, к примеру, о конце XXI столетия? Нет, это также занятие довольно странное и спекулятивное. И даже ближайшие годы интересуют рядового гражданина всего лишь постольку поскольку. Но то, что может случиться через месяц, неделю, завтра, находит у нас живой отклик – в мыслях и в сердце.
Турчин и Батин в своей чрезвычайно содержательной, монументальной книге «Футурология. XXI век: бессмертие или глобальная катастрофа?» представления людей о будущем делят на три категории-модели:
1. Все будет примерно так же, как сейчас, с небольшим постепенным улучшением;
2. В ближайшие несколько десятков лет произойдут радикальные позитивные перемены;
3. В ближайшем обозримом будущем ситуация резко ухудшится.
«Первая модель будущего, – пишут Турчин и Батин, – по умолчанию лежит в основе большинства как бессознательных ожиданий людей, так и официальных прогнозов властей. Она основывается на простом эмпирическом наблюдении “завтра обычно похоже на сегодня” и на страхе людей перед будущими переменами».
Такой позиции людского сознания, замечают Турчин и Батин, можно противопоставить выглядевшее не менее правдоподобным высказывание: «Через сто лет ситуация будет радикально отличаться от нынешней». И сразу возникает мысль о зияющей пропасти между этими двумя противоположными мнениями о будущем. Где между областями истинности обоих высказываний проходит граница? И вообще, есть ли она?
Турчин и Батин продолжают свои рассуждения:
«Вторая и третья модели будущего обычно игнорируются как отдельными людьми, так и общественным сознанием. Людям вообще свойственно упускать новые возможности и не замечать рисков. Причин этому много, одна из них в том, что утверждение о сходстве сегодня и завтра получает подкрепление каждый день, а утверждение о внезапных переменах – раз в десять лет. Многие когнитивные искажения – склонности совершать те или иные логические ошибки в рассуждениях – приводят к значительному искажению образа будущего. Сверхуверенность в собственной правоте приводит к сужению поля рассматриваемых вариантов возможных событий. А эмоциональный настрой зачастую является причиной нерациональных взглядов.
Например, люди игнорируют мысли о собственной смерти, несмотря на то, что это самая большая катастрофа, которая может произойти в жизни человека…».
Неожиданно венчает рассуждения Турчина и Батина такая уж совсем зловещая сентенция (о ней мы в этой книге еще долго будем говорить). Они выражаются так:
«Особенностью текущего исторического момента является то, что в XXI веке нас ожидают самые большие перемены за самый короткий промежуток времени в сравнении с прошлым. Рост числа глобальных рисков в будущем увеличивает значение футурологии и требует ее превращение в планирование. Если раньше без футурологии можно было обойтись, то теперь она становится жизненно необходимой».
Прогнозирование (опережающее отражение; моделирование будущего) – имманентное свойство всех живых организмов, включая растительные. И уже растение рискует опасно ошибиться в прогнозе. Известный физиолог П.К. Анохин приводил характерный пример. В разгар чересчур интенсивного «бабьего лета» садовые деревья раскрывают почки в ожидании грядущей весны. Опытный садовод знает, что надо срочно принимать меры по утеплению деревьев, иначе приближающиеся холода их погубят.
Биологическая эволюция сопровождалась совершенствованием отражательных процессов, и уже у высших животных различаются два параметра опережающего отражения: констатирующая модель (например, прогнозируется траектория движения потенциальной добычи) и план активного вмешательства в ход событий для достижения желаемой цели. Коллега Анохина, Н.А. Бернштейн, обозначил ее как «модель потребного будущего».
Возрастание временного диапазона и деятельности опережающего моделирования – существенный вектор не только биологической, но, как мы далее увидим, и социально-исторической эволюции. Определяются же эти способности соответствующими свойствами живой памяти, которая изначала представляла собой не пассивную фиксацию следов, а сложную операции. По переносу опыта в будущее; поэтому между глубиной памяти и горизонтом антиципации имеется не просто корреляционная, но тонкая причинная зависимость. На задачу прогнозирования функционально ориентированы все психические процессы – от элементарных ощущений до высших мыслительных процедур, причем иных средств заглянуть вперед кроме экстраполяции наличного опыта не имеют ни растения, ни животные, ни люди. Добросовестные мистики также стремятся уловить связи между признаками ради предсказания событий, а шарлатаны используют опыт практической психологии (подчас кристаллизованной в блестящую интуицию) для манипулирования поведением людей. Один из аспектов манипулятивной техники – порождение текстов с такой высокой степенью неопределенности, что в них можно «вычитать» любые последующие события…
Принято считать, что проходят быстрые года, длинные века, черепахой ползущие тысячелетия, а человек остается все тем же, не меняется по сущности своей. Но так ли это? А если мерить не жалкими веками и мучительными тысячелетиями, а брать гораздо более долгие сроки?
Вот мнение замечательного российского футуролога Игоря Васильевича Бестужева-Лада (1927–2015). Данные археологии и этнографии, утверждал он, показывают – первобытное мышление лишь после очень долгого развития сумело выработать представления о ПРОШЛОМ и много позднее о БУДУЩЕМ как о чем-то отличном от настоящего. По сути, время в глубокой древности для людей существовало только одно – НАСТОЯЩЕЕ.
