За окном темень, ночь, в камине трещат поленья, Кёршнер слуг отпустил, поэтому Волков не ленится, сам встаёт и ходит с кувшином, подливая купцу и ротмистру вина.

— И я рад, господа, — отвечает Цимерман, отпивая отменного вина из подвалов богача и беря с серебряного блюда сахарную конфету.

— Так что же, ротмистр, происходит в городе? — Волков усаживается в кресло. — Ну, из того, что касается меня, конечно.

— Официально, вас, господин полковник, ничего не касается, — отвечает ротмистр. — О вас в Высочайшем соизволении ни слова. Сказано через неделю собрать три сотни пехоты и сто человек арбалетчиков. И что сии люди пойдут под команду графа фон Малена.

— А уж он… — продолжил купец.

— А уж он и скажет, куда нам идти. Говорят, что пойдём на соединение с кавалерами из местного ополчения, — негромко говорил ротмистр.

— И вы как командир арбалетчиков будете при своих людях?

— Хотел бы не ходить, но без причины посылать одного только заместителя было бы неподобающе.

— А сколько всего будет людей? Знаете?

— Говорят, что граф приведёт четыре роты пеших людей в добром доспехе и с капитанами.

— Пятьсот-восемьсот человек. А стрелки?

— Про стрелков ничего не слышно было. А вот кавалерия будет местная. Граф созовёт своих вассалов.

— А сколько же у него вассалов?

— Может баннер, может два.

— Тридцать-сорок рыцарей, — кивал Волков.

— Где-то так, да.

— А знаете ли вы в городе, что я собираю войско?

— Конечно, знаем. Говорят, вы за рекой лагерь средней величины разбили, палаток на сто пятьдесят.

— И всё равно пойдёте против меня?

— Офицеры молчат, а солдаты ропщут. Говорят, что граф сбежит, как дело начнётся, а вы нас побьёте. Говорят: раз вы горцев бьёте, то уж нас-то и вовсе раздавите. Но что делать, пойдём.

— Под картечи и мушкеты? На пики отличных моих солдат?

— Именно так.

— Но в прошлый же раз не пошли на меня.

— В прошлый раз Высочайшего соизволения письменного не было, письмо простое было — просьба герцога, а на сей раз есть. Ослушаться не можем. Мален город несвободный.

— А ещё и граф вызвался, — добавил Волков понимающе.

— Вот-вот. Ещё и этот великий полководец желает проявить себя перед герцогом. Надумал, наконец, славы воинской поискать, — соглашался Цимерман.

Теперь вся картина была ясна ему. И никаких сомнений в том, что инициатор этой кампании именно граф, у кавалера не было.

«Никак не ужиться нам в этих местам двоим».

Но раз появилось дело, то надо его делать. Волков снова встал, обошёл стол, доставая из кошеля тугой и тяжёлый свёрток. Он подошёл к Цимерману и, встряхнув свёрток, со звоном вытряхнул на стол перед ним целую груду золота. Сорок гульденов. Они рассыпались по столу и тускло мерцали, отражая свет единственной в зале лампы.

— Что ж, раз так, то у меня к вам будет предложение, — сказал Волков, наблюдая за реакцией ротмистра.

И реакция того ему нравилась. Цимерман потянулся рукой к золоту, погладил монеты, потом взял одну из них, с удовольствием взвесил в руке:

— Чем я могу вам помочь, полковник?

— Я вам сейчас всё объясню, — отвечал кавалер.

Солдат с солдатом всегда найдут общий язык и понимание. Особенно, если у одного солдата есть золото, а другому оно очень нужно. Ротмистр и полковник долго сидели рядом и негромко говорили, обсуждая всякие мелочи будущего дела. Уже выпили всё вино, что было в кувшине, и дрова в камине прогорели, и гостеприимный хозяин Кёршнер задремал в кресле, не выдержав непонятной и нудной солдатской болтовни, а они всё говорили. Но зато, когда закончили, не было про меж них ничего, о чём бы они не договорились. Сорок золотых монет! Цимерман был понятлив и сговорчив. Сорок гульденов — это тысяча с лишним талеров. Волков прикидывал, что это пятилетнее жалование ротмистра. Конечно, он будет сговорчив.

Господа офицеры закончили дело за полночь. Цимерман встал, сгрёб монеты, завернул их в тряпку и сказал:

— Можете во мне не сомневаться, полковник. Я сделаю всё, как и договорились, начну уже с утра.

— Отлично, ротмистр, — Волков протянул ему руку.

Глава 20

Утром кавалера и его людей ждал роскошный завтрак.

Длинный стол в большой светлой зале был уставлен отличной свежайшей сытной едой.

— Как вам перепела? — спрашивал кавалера хозяин дома.

— Они божественны, — отвечал Волков, беря с подноса следующую птицу.

— Сыры, обязательно попробуйте эти мягкие сыры. Они вам понравятся.

— В вашем доме мне нравиться всё, — заверил купца рыцарь.

— Всё? — цвела от счастья хозяйка.

— Да, добрая моя родственница, — говорил кавалер. — И повара, и зала эта светлая.

— Это из-за окон, — радостно сообщала Клара Кёршнер.

— Да-да, эти огромные окна прекрасны, — продолжал Волков, раздирая перепела.

— А как завершился ваш разговор со вчерашним нашим гостем? — тихо спросил у кавалера купец. — Я, кажется, задремал под конец.

— Я хотел выразить вам благодарность, — так же тихо отвечал Волков. — Вы оказались провидцем. Человек, что был вчера в гостях, будет мне очень полезен.

Купец расцветал от таких слов. Его щёки всегда вспыхивали огнём от похвалы Волкова.

— Рад услужить вам, друг мой, — говорил купец, улыбаясь.

Да, кавалер уже знал его. Лесть и похвала легко проникали в сердце купца, но лишь на время захватывали его. Купеческий ум его почти никогда не давал купцу отдыха. По глазам Кёршнера кавалер понял, что тот собирается заговорить с ним о делах торговых. О всяких углях, досках, кожах и прочей ерунде, которая ну никак сейчас кавалера не волновала. Поэтому Волков положил свою тяжёлую, большую руку на пухлую ручку купца и сказал:

— Жаль, что у меня нет времени продолжить завтрак, жаль, дорогой родственник, что я уже должен откланяться.

— Что так скоро? — расстроился купец. — Вы уже уходите?

— Друг мой, вы видно забыли, — тихо заговорил кавалер, — граф ведёт сюда войска герцога, война у меня.

— Ах, да, конечно, конечно, — вспомнил купец и встал провожать гостя.

И все стали вставать из-за стола. Так Волкову удалось избежать скучных для него сейчас разговоров. Ну вправду, не до них ему сейчас было, не до них.

Прежде чем покинуть Мален и отправиться готовить войско к встрече с графом, он решил заехать в кафедральный собор. Помолиться, если уж не встретит там епископа. Но молиться ему не пришлось — епископ был там, служил утреннюю службу. Заканчивал её без всякой старательности. А как увидал кавалера, так и вовсе оставил заканчивать ритуал второму священнику и служкам, а сам, как был в облачении, сбежал вниз с кафедры.

Ещё издали протягивая руку для поцелуя.

Волков смиренно принял