– Режим – хорошо, горло не очень. Давайте, быстро идем в машину.

– Матвей, что ты здесь делаешь? Ты должен быть в больнице, ты попал в аварию.

– Некогда, давай, Регина, шевелись, все потом расскажу.

Мужчина тянет нас к белому кроссоверу, открывает заднюю дверь. Я ничего не понимаю. Что вообще происходит и куда он хочет нас везти?

– Жаров, мы никуда с тобой не поедем, у сына температура, ангина, нам нужно в аптеку и домой.

– Будет аптека. Регина, не заставляй меня кричать и давить на тебя, так надо, садись и поехали.

Вот в этом весь Жаров с его тайнами, играми и приказами. Он думает, что ему подчиняется весь мир, а он вправе делать с людьми что вздумается. Внимательно разглядываю его, очень бледный, сухие губы плотно сжаты, опирается на открытую дверь машины.

Физически чувствую, как ему больно.

– Мам?– Костя дергает за руку. – Мы поедем с папой?

С папой. Он для него теперь только папа, каким бы ни был, он герой.

– Регина! – снова приказной тон, он сдерживает себя, чтобы не повысить голос при ребенке, оглядывается по сторонам, это вызывает тревогу.

– Объясни для начала, что происходит. Что случилось? Нас преследуют? Нам всем что-то угрожает?

Тянет на себя, Костя уже садится в салон.

– Регина, твою мать, сделай хоть одно верное действие, поверь и доверься мне. Сейчас, в эту минуту, потом можешь послать ко всем чертям. Как скажешь, так и будет, но не сейчас.

Говорит все это громким шепотом, до боли сжав мой локоть. Каждое слово пропитано горечью, а меня начинает трясти от страха. Все очень серьезно, до такой степени, что спина покрывается липким, мокрым потом.

– Хорошо, только надо в аптеку.

Не отвечает, ведет подбородком, тихо стонет, когда садится рядом.

– Слава, найди аптеку поблизости. Регина, дай список, он все купит, а потом по нашему адресу.

Водитель ничего не отвечает, обнимаю сына, продолжая смотреть на Жарова, он очень напряжен, сжимает в руке телефон.

– Матвей, куда мы едем?

– В надежное место.

– Надо позвонить папе, он будет нас искать.

– Да, конечно, позвони.

Пока шофер ходил в аптеку, объясняла отцу, что нас не будет какое-то время. Папа молчал, понимая, с кем мы, все слова давно сказаны.Он думал, я все поняла, но оказалось, что нет.

– Приходили какие-то люди, спрашивали тебя. Регина, он опять во что-то втянул тебя, а еще и ребенка?

– Что за люди?

Вопросительно смотрю на Матвея, тот протягивает руку с просьбой дать ему телефон.

– Расскажите, кто приходил, что они хотели.

Двигаюсь ближе, чтобы слышать разговор. Отец вздыхает, молчит несколько секунд.

– Двое молодых и крепких ребят, их машина все еще стоит во дворе. Спрашивали, где моя дочь, я сказал, что утренним рейсом улетела в Италию вместе с сыном. Не думаю, что поверили.

– Правильно, спасибо, что так сказали.

– Ты мне спасибо не говори, потому что оно мне не нужно. Связался с поганой семейкой, подставляешь Регину и Костика. Ты сам понимаешь, во что ввязался и что творишь? Ты ничем не отличаешься от них.

– Понимаю.

– И еще, к ним недавно приезжали двое мужчин, на вид кавказцы, минут десять стояли во дворе.

– Понял.

– Я хочу, чтоб ты не просто понял, а зарубил на носу: это последний раз, когда я позволяю вам видеться. И если ты, сволочь такая, втянешь ее в авантюры или используешь ее, я жизнь свою положу на то, чтоб уничтожить тебя.

– Пусть так и будет, вы правы. Я сам свою жизнь отдам за нее и сына.

Отключает телефон, смотрит вперед, желваки играют на бледных скулах.

– Матвей, – обращаюсь тихо, трогая за руку.

– Все будет хорошо, не переживай, главное – сын и ты рядом.

Шофер возвращается, передает пакет с лекарствами, слишком их много, вижу обезболивающие уколы и упаковку шприцев.

Едем около часа. Костик, выпив жаропонижающего, заснул на руках.

– Самир, брат, как дела?

– Все тихо, но, черт возьми, что ты творишь? Был ведь другой план.

– Пришлось внести изменения.

– Не нравится мне это.

– Три дня максимум, и все закончится. Гони фуры на третью точку, у меня почти все готово.

– Что случилось?

– Небольшая авария, помялся слегка. Кто-то испортил машину, я потом разберусь, накажу.

– Хорошо, удачи нам.

Не знаю, кто такой Самир, но Матвей назвал его братом, значит, доверяет ему. Груз? Тормоза? Я боюсь подумать и копнуть глубже насчет того, что происходит в моей жизни. Нет, уже в нашей жизни, потому что мы теперь так крепко связаны, что больно будет все разрывать.

Сейчас я не сержусь, не злюсь на него, понимая, что, когда Матвей рядом, мы в безопасности. Но я и не знаю, что будет дальше, куда мы едем, что вообще он задумал.

Снова телефон, Матвей отвечает коротко:

– Что еще?

– Тебя разыскивает полиция.

– Нахуя? – осекается, смотрит на спящего сына, понижает голос. – Если надо оплатить эвакуатор и испорченные ремонтные работы на дороге, то я оплачу, скажи секретарше, а, нет, она уволена, помощнику моему скажи, он, кажется, есть, пусть все оплатит.

– Это другое.

– Что другое, Савелий? Мне, блядь, решать твои проблемы или свои? Так я сейчас нахуй пошлю Шамиля и тебя и помчусь к ментам.

– Сергей убит, его нашли в своей квартире, в луже крови, избитого, с ножом в груди.

Я слышу весь разговор, прижимаю Костика к себе крепче, страх холодной волной окатывает все нутро.

– Убит? Его никто не убивал.

– Это ты так начал отыгрываться? На моих детях? Сначала тебе не нужны жена и ребенок, которого она ждет, теперь мой сын?

Савелий кричит, это слышат все. Но ведь Матвей не убивал его, я точно знаю. Или нет? Я вышла первая, он догнал меня во дворе, несколько минут вполне хватит, чтобы найти нож и всадить его в грудь.

– Я сожалею, но лишь о том, что это сделал не я. Твоему выродку в аду самое место.

Жаров отключается, снова не смотрит на меня, а я, кажется, перестаю дышать. Почему так все происходит? Где я нагрешила в этой жизни, что она решила отыграться на мне именно сейчас?

– Говори. Не молчи, Регина. Ты тоже считаешь, что это я убил его?

– Нет, я не знаю. Я совсем тебя не знаю и того, что можно от тебя ожидать. Правда не знаю.

Я честна, перед ним и перед собой, я не буду лукавить и оправдываться, сама хочу знать правду.