сильно, что он дёргается и смотрит на меня пустыми серыми глазами.

– Это не из-за болезни.

– Я знаю. Такое могло случиться с каждым, – говорю я, искренне в это веря.

– Но случилось именно со мной.

– Нам просто не повезло. Так бывает.

– Я контролирую своих бесов.

– В этом нет никаких сомнений. Милый, поехали домой?

Я сажусь за руль и, ожидая, пока припаркуется загородившая проезд машина, задумываюсь. Сегодняшнее утро отличалось от десятков предыдущих лишь тем, что я успела погладить ему рубашку. Ещё мы занимались сексом, но это бывает не так редко, чтобы заострять внимание. В ванной комнате заело дверь, поэтому пришлось разломать замок. Уже в лифте я вспомнила про утюг и вернулась проверить, не забыла ли его выключить. А на улице выпало столько белого снега, сколько бывает лишь в середине зимы, но никак не в конце марта. Были ли это знаки судьбы? Зачем я вообще ищу в своей жизни какие бы то ни было знаки? Неужели я стала настолько слаба, что готова свалить на перебегающую дорогу чёрную кошку возникновение своих неподъёмных проблем?

Увольнение проходило тяжело. Весь офис словно вымер, врос в мебель – стулья на колёсиках, прямоугольные или угловые столы, – погрузившись с головой в работу. Если бы коллеги могли, они бы залезли в мониторы и отсиделись там. Подобные ситуации случаются в каждой компании. И всегда находится виноватый.

Тяжелее всего мне далось присутствие при скандале, при полных желчного яда криках Сергея. Я пропускала их через себя вместе с потоком оскорблений, никогда ранее в моём присутствии не произносимых ни одним мужчиной, которыми он поливал опустившего голову Олега. В тот момент уже бывший сисадмин «ЭД точка ру» не защищался, его чувства выдавали лишь пальцы на левой руке. Когда Олег порезал себе вены впервые, он задел сухожилия, и теперь средний, безымянный пальцы и мизинец на левой руке не сгибались полностью и сильно дрожали, когда Олег нервничал. Я видела такое лишь пару раз, во время занятий сексом, когда Олег был на пике возбуждения. Мы смеялись над этой его особенностью.

– Шизофреник! Псих! Убожество!

Я не обязана была слушать эту грязь, было бы лучше подождать за дверью.

– Идиот! И как я мог повестить на такое?!

Но я стояла рядом, ловила каждое слово, стараясь принять часть гнева Сергея на себя, разделить чувство вины Олега настолько, насколько это было возможным.

– Пошёл с глаз моих, и чтобы я тебя никогда больше не видел!

Виноваты были все. Сам Олег, те, кто поверили в него, и те, кто пытались ему помочь. Увы, пострадавших было намного больше, чем виноватых.

Вероятно, поэтому Сергей, не зная, как выплеснуть раздирающие его грудь эмоции, поднял трубку и вызвал скорую, предупредив, что нужна помощь психиатра.

Возможно, если бы Олега положили в больницу, Сергею стало бы легче пережить инцидент, но я не позволила сделать этого. После разговора с врачом я увезла Олега домой, пообещав, что его никогда не положат в больницу против воли.

* * *

– Милый, сходишь за бутылкой вина?

Сегодня впервые за несколько месяцев к нам с Олегом домой пришли гости. Коротко поздоровавшись, он скрылся в спальне, погрузившись в чтение научно-фантастического рассказа, который ему посоветовала Нина, а мы с Катей и Машей остались сплетничать на кухне. К слову сказать, я впервые разговаривала с Катей после того, как Олег ко мне переехал. Она сама напросилась под предлогом того, что соскучилась по брату, ведь он редко выходил из дома в последние недели, ещё реже общался с родственниками, предпочитая их обществу моё либо книги. Не забыв посоветоваться с Олегом, я пришла к выводу, что не против визита своей бывшей лучшей подруги, но решила пригласить ещё и Машу, чтобы было кому разряжать атмосферу. Кстати, бутылка испанского вина была куплена для той же цели, правда, с количеством я не угадала. Не хватило.

Как только Олег, закутавшись в тёплый шарф, выходит за порог квартиры, в кухне воцаряется полная тишина. Отсутствие «лишних ушей» должно было лишь сильнее развязать языки давно не видевшимся подругам, но мы молчим. Потому что пришло время главных вопросов. Катя залпом выпивает бокал с красным сухим, подавившись и несколько секунд кашляя, растягивает время. Маша с энтузиазмом поглощает креветки, а я делаю вид, будто считаю, что в терпком напитке растворен смысл бытия, и, если я ещё немного напрягу зрение, докопаюсь до истины. Ну хоть до какой-нибудь.

– Как у тебя на работе? – наконец спрашивает Катя.

Вопрос мог бы показаться обычной попыткой поддержать разговор, но я сразу понимаю, что Катя имеет в виду именно события пятимесячной давности.

– Сейчас уже всё в норме.

– А отношения с начальством?

– Сергей не смог меня уволить, потому что я единственная, кто был в курсе всех деталей договора с москвичами, – усмехаюсь я, вспоминая метания шефа. – Сейчас, кажется, он стал относиться спокойнее. Страховка покрыла убытки, мы практически ничего не потеряли.

Моя способность прятать ложь за улыбкой – врождённая. Кроме того, лгать о работе я умею восхитительно: слишком часто данное умение помогало нам остаться на плаву, особенно когда компания только зарождалась.

– Мы очень боялись, что тебе придётся уйти следом за Олегом.

– Первое время было непросто находиться в офисе, но нам с Олегом нужны были деньги, я не могла просто развернуться и уйти.

– Отец предлагал помощь. Олегу следовало взять деньги хотя бы на лекарства.

– Катя, я же сказала, что мы справимся сами.

Совершенно ясно, что Катя выступает сейчас в роли разведчика, засланного её родителями на территорию «противника», чтобы выведать беспокоившую их информацию.

– Аля, нет ничего плохого в том, чтобы принять помощь от близких людей, – произносит она наставительным тоном Николая Николаевича, который всегда говорил так, словно его слова являются истиной в последней инстанции.

Вероятно, Катя долго тренировалась перед зеркалом. Представляя себе её репетиции, я начинаю злиться, не отдавая себе отчёта в том, что перегибаю палку.

– Катя, ты и твои родители можете сколько угодно навязывать мне свою «медицинскую» точку зрения, я не сдам Олега в психбольницу. Последние недели он чувствует себя намного лучше, чем раньше. Мы справимся сами.

– Да ты посмотри на себя!

– То есть?

– На кого ты стала похожа. Похудела килограмм на пять, не меньше. Постарела. – Видимо, на моём лице отражается некоторая гамма эмоций, заставляющая Катю быстро добавить: – Ты никогда не выглядела старше двадцати семи. – И продолжить дружелюбнее: – Аля, мы прекрасно знаем, насколько тяжело жить с больным человеком. Пойми, что ты не одна, мы можем помочь. Скажу больше, мы обязаны