Я никак не могу выбросить из головы детали разговора с этим Игорем. Я не поклонник слёз в любых проявлениях, а мужских – так тем более. И вообще, он мерзкий в своём желании утопить все проблемы одним махом в бутылке. Разве это хоть кому-то в этой жизни помогло?

Когда мы возвращаемся в наш переулок, молча ухожу домой, потому что мне нужно многое обмозговать. Катрин будет только отвлекать – рядом с ней совсем не умею сосредотачиваться на решении важных вопросов. А сконцентрироваться нужно, пока не стало слишком поздно.

Зато через два часа возвращаюсь к калитке Катрин с ворохом разных новостей. Правда, я совсем не понимаю, почему меня так торкнула судьба этой девочки и её непутёвого папаши, что я все связи перетрусил, но факт остаётся фактом: мне не всё равно.

– Ты думаешь, это хорошая идея? – спрашивает Катрин, когда я выкладываю перед ней первую новость.

– Это самый лучший детский лагерь. Ребёнку там понравится.

Катрин думает над моим предложением, пока проснувшаяся совсем недавно Настя играет с Дымкой. Девочка совсем не рвётся домой – похоже, отец всё-таки слишком напугал её предыдущим вечером. Козлина.

– Покупку путёвки я беру на себя, – говорю и делаю большой глоток яблочного сока.

Катрин вскидывает на меня глаза, даже рот открывает, чтобы поспорить, но в итоге отметает возражения.

– А если её там кто-то обидит? – не может перестать волноваться Катрин, а я качаю головой.

– Директор детского оздоровительного комплекса – отличный мужик, я его кошку лечил. Адекватный товарищ, ну и отзывы о лагере самые положительные, можешь погуглить.

Я понимаю волнение Катрин. Всё-таки она женщина, и её материнский инстинкт развит фантастически, потому не переживать она не может. Но и я не идиот, чтобы отправлять пусть чужого, но ребёнка в лапы каких-нибудь педофилов и моральным уродов.

– До конца лета там побудет, отдохнёт, заведёт новых друзей, а там, может быть, и её папаша за ум возьмётся.

Я свято уверен, что бывших алкоголиков и наркоматов не бывает. Но ещё я знаю: иногда достаточно желания, чтобы вытащить себя за волосы из любого болота. Главное – захотеть, а там и сила воли появится.

– Собственно, мне нравится твоя идея, – расцветает Катрин и порывисто целует меня в губы.

Но мне этого мало, и я плюю на всё и усаживаю Катрин к себе на колени. Она тёплая и пахнет мёдом. А ещё сексуальна настолько в своих коротких джинсовых шортиках и простой белой майке, что невозможно думать логически.

Рядом с ней есть лишь дикое желание обладать, ни на что не обращая внимания. И велик соблазн схватить её в охапку и утащить в укромное место, но останавливаю себя – не время.

– Кстати, я же не шутил, когда обещал тебя увезти на несколько дней отсюда, – шепчу ей на ухо, а она замирает, напряжённая.

– Почему увезти? Тебе здесь не нравится? – хмурится, запуская пальцы в мои волосы, а меня пот прошибает, когда в её глаза смотрю.

– Мне здесь нравится. Но ты мне нравишься гораздо больше, а тут нам постоянно мешают. То одно, то другое – проклятие какое-то. Даже нормально на свидание сходить не можем.

– Нормально – это скучно, – улыбается, проводя указательным пальцем по спинке моего носа, обводит плавно линию губ, спускается ниже и очерчивает кадык. – Но я подумаю над твоим предложением.

– Никаких «подумаю». Снова что-то не то надумаешь себе, а у меня скоро отпуск заканчивается.

– А если не соглашусь никуда с тобой ехать? – смотрит на меня искоса и пробирается рукой под ворот футболки. – Что будешь делать?

Если она не прекратит меня трогать, чужой ребёнок получит ускоренный курс сексуального воспитания. Не выдержу ведь.

– Если не согласишься, украду и дело с концом, – усмехаюсь, стараясь хоть немного контролировать стояк, который всегда бывает, стоит Катрин дотронуться до меня.

Член будто бы своей собственной жизнью живёт, а я так странно не чувствовал себя даже в период жёсткого пубертата.

– А что с нами будет после отпуска? – голос Катрин почему-то грустный.

У женской печали есть миллион причин и оттенков, но Катрин – необычная, и мне не хочется становиться причиной её грусти. Но и ответить на её вопрос не могу, потому что не ясновидец и в будущее заглядывать не умею.

– Что-нибудь обязательно будет. – Провожу рукой вниз по её позвоночнику, потом плавно вверх, наслаждаясь теплом кожи, нагретой летним солнцем. Впитывать его мне не мешает даже одежда, хотя она, конечно, лишняя. Всегда лишняя. – Предлагаю пока ни о чём не париться.

– Я попробую… не париться, – улыбается и целует меня в кончик носа. Так по-детски и так трогательно.

– Ладно, я пока пойду. У меня ещё есть одно дело. Увидимся позже.

Быстро ссаживаю Катрин на соседний стул, чтобы не было соблазна остаться и, поцеловав её в макушку напоследок, быстро ухожу. Главное, не оглядываться, а то ведь останусь.

До дома Игоря дохожу минут за десять. Была б моя воля, я бы ни за какие коврижки сюда снова не пришёл, но ребёнку нужно поехать в лагерь, а её папаше – лечиться, потому хочу или нет, а вернуться придётся.

– Опять ты, – полыхает на меня злостью хозяин двора, а я развожу руками. – Чего тебе снова от меня нужно?

Он сидит на трухлявом пне, курит и смотрит на меня, прищурившись, сквозь клубы табачного дыма. Даже сейчас, когда Игорь почти утратил человеческий облик из-за своих пьянок, в нём чувствуется военная выправка: спина прямая, поросший щетиной подбородок чуть вздёрнут, а движения чёткие, несмотря на лёгкий тремор неопохмелившегося человека.

– Опять я. Поговорить нужно.

– О чём нам с тобой разговаривать? – Игорь уже немного пришёл в себя, а стойкий запах перегара доносится даже с расстояния в несколько шагов. – Снова руками будешь размахивать.

Красноречиво трогает свой нос и обводит меня укоризненным взглядом.

– Будешь адекватом, руками размахивать не стану. А поговорить я пришёл о твоей дочери. Снова.

– Далась она вам, – хмыкает, но в туманных глазах мелькает страх. – Это моя дочь и я сам знаю, как её воспитывать.

Если бы он знал, всё было бы иначе.

– Знаешь? Потому напиваешься вусмерть, орёшь и пугаешь её до икоты?

– Я на неё никогда не орал! – взвившись, Игорь вскакивает на ноги. Сжимает руки в кулаки, а тлеющая сигарета падает в притоптанную траву у его ног. – И пальцем её не трогал! Не бил никогда и не смогу ударить!