— Анор Ланеро?

— Да, Анор Ланеро, алкорский рыцарь. Она вышила первую букву его имени в окружении цветов. Что это за цветы?

— Вьюнки? Подожди!

— Именно так, — кивнул Марк. — Вспомни ту вышивку: бледно-зелёные выцветшие листья и розовые цветы. Когда она вышивала, листья были ярко-зелёными, а цветы — фиолетовыми, как и те, что оплетают стены часовни святого Иолэйнда. Этот фиолетовый вьюнок называется ланеро, наверно, он был изображён на гербе её возлюбленного.

— Но зачем привозить сюда эти цветы?

— Ты тупой? — хмуро взглянул на него Джин Хо. — Святой Иолэйнд и есть её погибший возлюбленный! Это он привёз сюда волшебный меч, чтоб убить досаждавшего ей колдуна. Она пошла на битву вместе с ним, чтоб поддержать его своими молитвами, а потом похоронила в той богато украшенной, хоть и маленькой часовне.

— Думаю, что так оно и было, — согласился с ним Марк. — Я сразу заметил, что это не наш меч, его отделка выглядит странно, а такая форма клинка и гарды довольно часто встречается у алкорцев. Она похоронила его в этой красивой усыпальнице и увековечила его память, как святого Иолэйнда. Я говорил, что это женское имя, но дело в том, что оно переводится на наш язык как «фиолетовый цветок», на энхилдер его можно перевести как «ланеро». Она построила здесь часовню и странноприимный дом, приказала привезти сюда алкорский вьюнок, изображённый на его гербе, и часто приезжала сюда, чтоб помолиться на его могиле. Возможно, что она также пустила в народ легенду о рыцаре по имени Вьюнок, которая превратилась в безыскусную детскую песенку. Это всё, что она могла сделать, чтоб его подвиг остался в памяти людей, за которых он отдал свою жизнь.

— Как грустно, — пробормотал Фонтейн и его взгляд затуманился. — Значит, её сокровищем была любовь. И никакого тайника не существует?

— Существует, — возразил Джин Хо, и с довольным видом улыбнулся, когда удивлённые взгляды друзей обратились на него. — Когда я пришёл в часовню за мечом, чтоб позаимствовать его и убить чёрного пса, то выяснил, что ящик, в котором он хранился, невозможно открыть. Он запаян свинцом. Мне пришлось повозиться, чтоб вскрыть дверцу, не повредив стекло. И при этом я нечаянно выломал ящик из стены и заметил, что за ним есть небольшая ниша.

— И что в ней? — оживился Фонтейн.

— Понятия не имею! Мне нужен был только меч, и я его забрал. Остальное меня не интересовало.

— Пойдём, посмотрим! — Фонтейн с мольбой взглянул на Марка.

— Пойдём, — кивнул тот. — Нам в любом случае нужно вернуть меч на место.

Он поднялся и, протерев окровавленный клинок старинного меча серым полотенцем, взял со стола фонарь, в котором неярко горел крохотный фитилёк.

Они вышли из дома и уже знакомым путём направились в часовню. В лесу было тихо, даже кроны деревьев в этот раз едва шелестели под лёгким дыханием ночного ветерка. Небо над горизонтом постепенно наливалось чистым сапфировым сиянием, предвещая светлое утро.

Прежде чем подняться по мраморным ступеням, Марк на какое-то время задержался, чтоб окинуть узкий фасад единым взглядом. Он вдруг подумал, что эта часовня похожа на памятные усыпальницы, которые он видел в замках и имениях родовитых алкорцев. В них не было могил, потому что алкорцы не хоронят своих мёртвых. Они придают их тела огню и пускают пепел по ветру, а в таких вот усыпальницах ставят памятные знаки из мрамора или дерева ценных пород.

В часовне было светло, на стенах всё так же печально горели белые свечи. Подойдя к висящему на стене ящику, Джин Хо осмотрел его и аккуратно сдвинул в сторону, открывая небольшую нишу. Там на посеревшем гобеленовом покрове стояла алкорская фарфоровая статуэтка, изображавшая рыцаря, с золотой табличкой, прикрепленной к эбонитовой подставке, а рядом лежала переплетённая в кожу книжица и тонкая тетрадь, сшитая чёрной шёлковой нитью.

Взяв статуэтку, Марк прочёл надпись на табличке: «Анор, сын графа Ланеро из Алайда. Пусть память живёт вечно».

— Так и есть, — произнёс Фонтейн, когда Марк передал ему статуэтку. — Памятная фигурка и больше ничего.

— Тот гобеленовый лоскут из шкатулки отрезан от этого покрова, — заметил Джин Хо. — Потому она и хранила его. А что это за книжки?

Марк взял в руки ту, что лежала сверху, открыл и тут же закрыл её.

— Это дневник Дианы дель Рео. Не думаю, что мы вправе читать его. Лучше передать его Бланке, пусть она, как наследница, решает, что с ним делать.

— А это? — лис открыл тетрадку и улыбнулся: — Тут стихи, Марк. И довольно неплохие! Послушай!

И лютня плакала, и свечи оплывали,

И за окном вздыхал столетний сад.

А вы опять далёко уезжали,

И я не знала, ждать ли вас назад.

Вам было грустно, я об этом знала,

Хоть Вы пытались скрыть свою печаль.

И я свою, пусть как могла, скрывала,

И слёзы пряча, всё смотрела вдаль.

— Ты прав, — кивнул Марк, взглянув на страницу. — Из этого может получиться неплохая баллада! И почерк тот же! Выходит, наша благонравная графиня де Понтье была ещё и поэтессой!

— И это всё? — в отчаянии воскликнул Фонтейн. — Фарфоровая статуэтка, старая тряпка и две книжонки — это и есть сокровище графини де Понтье?

— Это сокровище Дианы дель Рео, — поправил его Марк, с заинтересованным видом листая тетрадку. — То, что имело ценность для неё.

— А что ты хотел? Чтоб здесь были деньги? — лис с усмешкой посмотрел на Фонтейна.

— Конечно!

— Зачем?

— Что б у Бланки появилось приданое!

— Зачем?

— Чтоб я мог жениться на ней!

— Зачем?

— Чтоб прожить с нею всю свою жизнь!

— Вот я и говорю, что ты тупой, «граф де»! Ты убиваешься из-за того, что здесь нет денег, хотя на самом деле тебе нужна женщина.

— И снова он прав, — оторвавшись от чтения, заметил Марк. — Ты спрашивал моё мнение о ней, и я готов тебе ответить. Эта девушка тебе подходит, Фонтейн. Я это сказал, а что ты теперь будешь с этим делать, решать тебе!

Послесловие

И снова наступил тёмный вечер, только теперь он не был ни страшным, ни даже тревожным. В гостиной замка Фонтейн весело потрескивал на поленьях в камине яркий огонь. Тепло и приветливо горели свечи, вставленные в витые шандалы. В уголке снова сидел молоденький менестрель и, склонившись над своей лютней, любовно перебирал пальцами её струны. Тихая и слегка меланхоличная мелодия навевала спокойные и романтичные мысли.

Марк сидел в кресле у стола и с