нехорошо, если он пишет и печатает подобные вещи за границей. Узнав, что корреспонденции Деона передавали не статьи Толстого, а его выдумки, газета ему отказала в сотрудничестве. Тогда Деон приехал к Толстому и умолял его написать ему удостоверение, что эти статьи были действительно его статьями. Толстой пожалел Деона и дал ему такое удостоверение. Получив его, Деон поехал в Петербург и стал там всем его показывать. Государь, узнав об этом, очень рассердился. Когда весть об этом дошла до Толстого, он продиктовал жене письмо в «Правит. вестник» с опровержением, что эти статьи не его. Но здесь это письмо запретили печатать. Тогда Толстой отправил это письмо за границу, и везде оно было напечатано. Со слов Кузминской видно, что Толстому очень тяжело, что газетам приказано ничего о нем не говорить.

5 марта. Говорили про банкротство Гинцбурга. Цион рассказывал, что Гинцбург давно открыто влюблен в мадам Стасюлевич, рожденную Утину, что более уродливую женщину трудно найти. Все говорят, что актив Гинцбурга равняется пассиву, долгу всего около 9 миллионов руб., что всё произошло из-за последнего внутреннего займа, который остался у него на руках. Он ездил на днях просить Вышнеградского ссудить ему на время 1½ миллиона рублей, но тот отказал. Курс наш упал по случаю этого краха. Монтеверде говорил, что в «Биржевых ведомостях» напечатано, что в банкирском доме Гинцбурга состояли он, его брат, некто Гунке (кажется, так) и вкладовладелица, имя которой не записано в книге. Городской говор, что эта неизвестная есть вел. кн. Мария Павловна, что будто скандал краха придуман с задней мыслью, что несостоятельности нет, но есть та мысль, чтобы устроить льготы евреям. И Гинцбург, и Зак (который тоже в этой компании) уверены, что будут приняты меры потушить дело, они же без уступок для евреев не сдадутся. Умеет Петербург всё придумать.

Е.В. находит, что мера отдачи наград в руки особого комитета – нехорошая. Монополистом является Воронцов (председатель), а трое остальных – Плеве, Розенбах и Танеев – против него не пойдут. Витте получил высочайшее согласие, чтобы все, даже избираемые члены правлений, назначались им, а также помощники начальников движения.

6 марта. Вишняков высказывал такой взгляд, что разделяет мнение Мещерского насчет Суворина, что он – социалист, что его «Маленькие письма» бестактны, что, отправляясь в поездку по России, он напечатал, что едет на места проверять нужду, но последующие его письма ничего не говорят об этой нужде, говорится там про «господ стариков», про кабинет губернатора Куровского, а про дело голода ничего. Есть в нем панегирик женщинам, который справедлив, а остальное всё – чушь, так как ему, как социалисту, нежелательно высказывать хорошее, а дурное не смеет. Мещерский теперь в моде, поэтому многие не смеют хвалить Суворина.

Оказалось, что неизвестная вкладчица в банкирском доме Гинцбурга – не кто иной, как жена покойного брата Гинцбурга, а Монтеверде и Комаров из этого сделали целую историю, в которую замешали вел. кн. Марию Павловну. Это очень опасные люди.

Как томится Е.В., что наш добрый и честный царь так дурно окружен. Черевин – честный человек, но пьяница. Воронцов, судя по народному говору, и нечестный, и глупый, и заносчивый, и ленивый, и недоступный. Дурново тоже глуп, лакей перед выше него стоящими людьми, а с теми, которые ему подчинены, не церемонится, из-за угла делает им незаслуженные неприятности, чтобы угодить высшим. Ведет Дурново Россию к беспорядкам своими назначениями губернаторов, которые не выдерживают критики, держит дурных, если они находятся под протекцией Воронцова и тому подобных. Рихтер – немец в душе, и в угоду ему уже делаются в Остзейском крае, ради лакейства Дурново, поблажки немцам, назначают туда, в Митаву, такого ничтожного губернатора, как Свербеев. Шаховским за его крутой нрав недовольны.

Вышнеградский – умен, но мошенник, жулик, взяточник; серьезные люди говорят, что он оставит русские финансы в ужасном положении, что всё, что он делает, – фокусы, напоказ, без серьезной подкладки, сшито всё живыми нитками, но он умеет показать временно все свои действия благими для России. Эта показная сторона и успокоила царя и всех тех, которые ничего не понимают в финансовом деле. Филиппов, про которого даже митрополит говорит, что он «тертый», – большая дрянь, который меняет свои мнения как перчатки, – сегодня одного убеждения держится, а завтра другого. Святого у него ничего нет. Любит низкопоклонство, возражений не терпит, друг «Гражданина», где топит Победоносцева, желая попасть на его место, чтобы там сделать свои дела с помощью раскольников, которым всегда тайно покровительствовал, не из убеждений (у него их нет), а из-за того, что они богаты.

Витте – тоже сомнительная личность, уже одного достаточно, что он приятель Вышнеградского, вместе делали гешефты. Может, это и продлит их дружбу, если они будут заинтересованы, чтобы дела не всплывали наружу, но все-таки думаю, что скоро оба перегрызутся, что Вышнеградский недоволен в душе, что Витте – министр. Про Витте много темного рассказывают, хотя все единодушно говорят, что он умен и железнодорожное дело знает.

Победоносцев – иезуит, дружба его с Плевако какая-то удивительная; был он одно время близок к царю, теперь как-то меньше, своими церковными делами мало занимается, больше чужими и часто невпопад, но все-таки он немножко лучше всех названных.

Военные говорят, что Ванновский много сделал для нашей армии, но тут же прибавляют, что у нас еще всё не готово. Как тут понять? Делянов устарел, но нечестным его нельзя назвать, разве за то, что сидит министром, когда неспособен им быть. Гире по симпатиям немец, но царь сам ведет иностранную политику, и за последнее время и Гире относится сочувственно к Франции. Но как бы могло быть иначе в самодержавном государстве? Манасеина, когда назначили, говорили, что он – «красный», но теперь о нем мало слышно. Министры, о которых за последнее время много говорят, – внутренних дел, финансов, путей сообщения, – вот все люди, которые управляют теперь Россией. У одних нет царя в голове, у других он есть, но с сомнительными принципами, с такими, что свой карман ближе казенного и – «После нас хоть потоп».

7 марта. Утром был Самуил Поляков. Про Гинцбурга сказал, что вчера он выдал вкладов на 10 миллионов руб., что он только прекратил платежи, несостоятельности нет, что у него на 8 миллионов больше имущества, чем долгов. Запутал он свои дела вследствие 3 % займа.

Назаревский рассказывал про посещение царем академической выставки. Царь останавливался перед некоторыми картинами и, смотря на них, хохотал. Вел. кн. Владимир тогда предупреждал его, что художник, нарисовавший картину, находится