что делает последний вдох, но лес, окутанный ранними сумерками, словно впитал в себя её тоску и усилил её в сотни раз, заставляя девушку почувствовать всё, что она запирала на задворках души. Одиночество, вина, которую не загладить и тысячей добрых дел, и острое осознание того, что вся её весёлость и любознательность — лишь маска, которую она надевает, чтобы сбежать от гнетущей, убийственной пустоты.

На душе стало тошно. Нужно было что-то делать, бежать, скрываться ото всех, от всего и от себя в том числе. Но тело точно переполнилось свинцовой тяжестью чувств и сделалось неподъёмным. Девушке казалось, что ещё немного, и она упадёт вниз — навстречу холодной сырой земле или промозглому сумеречному небу. По её щеке скатилась слеза.

— Мы найдём его, — произнёс Клод, заметив это. В его словах слышалась неуклюжая ласка, он сам не знал, зачем начал говорить, и на каждом слове напоминал себе, что лучше ему было бы помолчать.

— Конечно, — обнадёженно ответила Анна едва двигавшимися губами.

— …Ночью будет дождь, — задумчиво сказал хозяин замка и пришпорил коня, оставляя Аннабелль наедине с догадками, зачем было произнесено это замечание. Чтобы отвлечь её мыслями о дожде? Чтобы развеять тишину мелкой дробью слов?

Девушка горько улыбнулась, сама не зная, чему, и подняла голову в попытке сбросить сковывавший движения покров тяжёлых размышлений. Взор как будто бы прояснился, цвета вокруг оставались всё такими же тусклыми, но очертания сделались более чёткими: очевидно было приближение грозы. В кронах деревьев повисла сизоватая дымка готового вот-вот пролиться дождя, грозовые облака устало лежали в густых ветвях, наполняя воздух влагой и запахом сырой коры. Всё вокруг говорило Аннабелль спешить или вовсе отказаться от надежды найти Венсана. Она уже готова была вступить в спор со всеми богами, определяющими судьбу человека, как вдруг поняла, что осталась совершенно одна. Силуэт Клода растворился в тени деревьев и лес окружил Анну величественным безмолвием, превращавшим все звуки в предгрозовую тишину.

Лошадь девушки начала ощутимо нервничать, как если бы почувствовала опасность, так что Аннабелль пришлось изо всех сил вцепиться в поводья и вжаться в седло, чтобы не оказаться сброшенной на землю. Вдруг животное замерло, двигались только уши, а ноздри с шумом втягивали воздух. «Венсан!.. Клод!» — позвала девушка, чувствуя нараставшее беспокойство.

«Аннабелль!» — ответила шепчущая тишина леса. Девушка встрепенулась и принялась оглядываться по сторонам. Чужой голос, женский, глубокий и нежный, звал её, порхая среди папоротников и ветвей, теряясь в дождевой дымке. «Кто здесь?» — спросила Анна, чувствуя, как всё тело сводит от волнения. Она спешилась, готовая в любой момент броситься бежать. Стоило её ногам коснуться земли, как по лесу снова прокатился шелестящий зов.

«Аннабелль…»

Анна замерла, как испуганная лань, уже почувствовавшая охотника, но не нашедшая его среди бурых стволов и густых кустарников. Она слышала, как кто-то ступал по шуршащему ковру из листьев и веток, шаги эхом разносились повсюду и девушка беспомощно оглядывалась по сторонам в попытках найти источник звука, чувствуя, что уже давно пора бежать, что уже сейчас нужно броситься прочь, пока не стало слишком поздно. По листьям и веткам начинали барабанить мелкие капли дождя, растворявшиеся в воздухе над самой землёй, невидимые и неощутимые. Вдалеке грохотали первые раскаты грома, возвещая о скором прибытии грозы. Шум подействовал на девушку отрезвляюще, врождённый страх перед мощью природы очистил сознание от лишних размышлений. Анна обернулась, чтобы вновь забраться в седло, как вдруг ей показалось, что впереди, среди деревьев, замелькало яркое пятно, растворявшееся в водяной дымке, возникавшее в другой стороне совершенно из неоткуда и вновь пропадавшее в густой зелени. Аннабелль осторожно пошла ему навстречу.

Она двигалась почти вслепую, хватаясь руками за влажную кору в поисках опоры, оступаясь на змеившихся по земле корнях, точно пытавшихся задержать девушку и заставить повернуть обратно. В воздухе снова шелестел нежный голос, звавший её, но чем ближе подходила девушка, тем тише он звучал. Вскоре он вовсе пропал среди других звуков. Анна уже отчаялась и была готова идти обратно, как вдруг по лесу разлился певучий шёпот, мелодичная колыбельная порхала среди ветвей, поднимаясь до самых облаков, заставляя замолчать даже грохочущий гром.

Анна обернулась на звук и увидела женщину, сидевшую на земле: величественную, но одновременно с этим прекрасную той невидимой красотой, которой обладает ранее утро, ещё холодное, но уже начинающее оттаивать под лучами начавшего появляться солнца. На её красивом, ещё молодом лице было выражение крайней внимательности. Она словно всматривалась в этот мир с высоты доступных ей одной знаний и, найдя в мелкой суетной жизни что-то смешное, улыбалась. В её синих глазах был неподдельный интерес и снисходительная насмешка, которые сплетались в удивительную загадку, способную лишить сна. Тёмные волосы вились и ниспадали на её плечи, как грозовое облако в самую чёрную ночь, решившее вздремнуть и принявшее красивую женщину за дерево. А в глубине этих чёрных туманных завитков распускались цветы: венец из цветков яблони, сверкающая россыпь незабудок и один, яркий, как солнце на рассвете, цветок шиповника, пьянящий аромат которого опоил всё вокруг. Всё в её присутствии казалось правильным и у Аннабелль ни на секунду не появилось мысли, что этой женщины не должно быть во владениях Клода. Скорее, наоборот, увидев её, девушка подумала, что именно она была в этих местах всегда, раньше её самой, раньше Клода, раньше Времени. Незнакомка подняла глаза и взглянула на Анну, улыбнулась ей, как старой знакомой, и поднесла палец к губам, взглядом указывая на свои колени. Девушка увидела Венсана, лежавшего на цветастом подоле. Его лицо было спокойно, не искажено гримасой боли или мучительного ужаса, хотя изредка между бровей у него залегала глубокая складка, он начинал мотать головой, словно отгоняя кого-то, но тут же успокаивался, стоило лишь женщине коснуться его белоснежной рукой. Аннабелль благодарно улыбнулась незнакомке и сделала шаг к ней. Голос женщины льдом зазвенел в густом и душном воздухе:

— Стой. Не подходи, — лицо её оставалось всё таким же величественно холодным. Анна послушно застыла на месте.

— Хорошо, — произнесла она, поднимая руки в