– Получается, союзники играли решающую роль, иначе их измена не повлияла бы так радикально на ситуацию на фронте? – спросил один провинциальный журналист.

Дезире моргнул и покачал головой на манер преподавателя, которого разочаровал непонятливый студент:

– У каждой военной ситуации, мсье, есть точка равновесия. Измените ее положение, и все изменится.

Именно в такие моменты даже Варамбон не скрывал восхищения.

Дезире решил успокоить самых боязливых технической информацией:

– Вам это может показаться парадоксальным, господа, но давайте спросим себя, не будет ли нам выгодно, чтобы немцы гнали наши войска до Ла-Манша. – В зале поднялся шум, и Дезире плавным взмахом руки успокоил публику. – Наши союзники способны превратить мнимую победу в жестокое поражение. Британцы установили систему подводных труб, которые могут залить поверхность моря нефтью и при необходимости поджечь ее, превратив акваторию в гигантский костер. Если немецкие корабли сунутся в пролив, их сожгут и потопят! Французскому флоту останется высадить солдат на сушу, чтобы они завершили операцию, начатую флотом: полностью разгромили немецкую армию.

– Взгляните! – воскликнул де Варамбон, с видом триумфатора потрясая каким-то документом.

Изможденный заместитель директора раздраженно выхватил у него «компромат». Пролистав его, чиновник, не спавший уже девять ночей, не стал ни о чем спрашивать, он ждал объяснений.

Исходивший нетерпением де Варамбон начал объяснять:

– Это список выпускников Национальной школы восточных языков[54], получивших дипломы в тысяча девятьсот тридцать седьмом году. В нем нет Дезире Миго. На случай возможной ошибки я выписал всех – с тридцать пятого по тридцать девятый год, всего пятьдесят четыре фамилии. Ни одного Дезире Миго!

Ликование этого человека было сравнимо разве что с его гордыней и глупостью.

Вызванный в кабинет начальника Дезире издал резкий смешок – так кричит ночная птица, так скрипит дверь, – настолько неприятный, что окружающим следовало радоваться тому, что мсье Миго смеется редко.

– Бюрнье.

– Что, простите?

Дезире вытянул руку и указал на фамилию Бюрнье в списке выпускников 1937 года.

– Девичья фамилия моей матери – Бюрнье, так что я – Бюрнье-Миго по отцу и матери, но двойная фамилия отдает педантизмом, вам так не кажется?

Заместитель директора выдохнул с облегчением. Варамбон, этот одержимый идиот, в третий раз едва не отнял у него Дезире, чем очень его утомил.

А Дезире развлекался. У Варамбона уйдет много времени на поиски реального Бюрнье, умершего в 1938-м. Все его попытки разоблачить «выскочку Миго» проваливались из-за неразберихи, поглотившей французские власти. Почта работала плохо. Телефон еще хуже. Преследователь Дезире добился жалких успехов, недостаточных, чтобы поколебать в «Континентале» позиции очкарика.

В первые три дня июня здание начало пустеть, как предприятие, заявившее о банкротстве. Толчея на лестницах, столпотворение в больших залах и крики уступили место перешептываниям, приватным беседам, встревоженным лицам и уклончивым взглядам. Люди ходили по коридорам, как по палубам «Титаника», даже на пресс-конференциях стало меньше публики.

3 июня 1940 года самолеты люфтваффе разбомбили заводы «Рено» и «Ситроен». Парижское предместье[55] получило удар в самое сердце. Из ста погибших большинство оказались рабочими. Умы и души парижан были смущены. Немецкие асы не в первый раз «резвились» в парижском небе, но после Арденн, Фландрии, Бельгии, Соммы и Дюнкерка люди почувствовали себя загнанными.

Под прицелом оказались не другие, а они сами. Начался «воробьиный разлет»: сотни, тысячи парижан бежали на юг.

Войско цензоров поредело, и заместитель директора как никогда раньше нуждался в Дезире.

Черту под делом подвело странное происшествие.

Рано утром Дезире направлялся в «Континенталь» и вдруг остановился в нескольких десятках метров от входа, завороженный странным зрелищем. В центре круга, образованного во́ронами (не путайте этих величественных птиц с гладко-черным блестящим оперением с воро́нами!), находился голубь, черноголовые подпрыгивали и нападали на него, ведомые пернатой атаманшей. Борьба шла настолько неравная, что Дезире прогнал агрессоров, топнув ногой. Вороны отскочили, но недалеко и сразу вернулись, как только человек пошел прочь. Голубь вжимался в асфальт, вертел головой, но его судьба была предрешена.

Дезире сдался.

Это незначительное происшествие подействовало на него странным образом. Он не хотел и не мог присутствовать при церемонии умерщвления. У него сжалось сердце, он посмотрел на вращающуюся дверь отеля, но пошел не направо, а налево. К метро.

Больше его никто не видел.

Заместитель директора был потрясен исчезновением любимца. Для него война закончилась унизительным личным поражением.