дня в гости к съёмочной бригаде прикатили ленинградские телевизионщики. Они, наивные люди, хотели запечатлеть съёмочный процесс, который с сегодняшнего дня плавно перенёсся на завтра, так как плёнка «Кодак» из Москвы прилетала в лучшем случае поздно вечером, да и без кинокамеры организационной и подготовительной работы хватало с избытком. Во-первых, требовалось провести генеральные репетиции с актёрами, которые лишь сегодня утром получили новые сценарии. Во-вторых, кое с кем из недовольных сокращением своей роли артистов пришлось как следует полаяться и пригрозить жалобой на строптивый характер в Госкино. А в-третьих, нужно было развести все мизансцены по обширным площадям театра. Например, кабинет директора по решению художника и главного оператора разместили прямо в просторном фойе второго этажа, чтобы хватило места для установки камеры, рельсов, тележки и огромных осветительных приборов. Киношные гримёрки, где по сценарию трудился наш Зайчик, так же временно переместились из настоящих тесных театральных гримёрных комнат в другое крыло здания. А ещё пару эпизодов фильма было решено снимать прямо на живописной центральной лестнице и первом этаже напротив гардероба.

— Вы не можете вот так просто взять от нас и отмахнуться, — насела на Быкова корреспондентка местного телевидения в больших круглых очках. — У нас тоже свои планы и мы не имеем возможности по щелчку пальцев явиться сюда ещё и завтра.

— Феллини! — выкрикнул Леонид Фёдорович, не выдержав напора настырной телевизионщицы.

— Что, новый хозяин, надо? — пробурчал я себе под нос, оторвавшись от бесконечных оргвопросов, от которых голова уже шла кругом.

— Для телевидения нужен сюжет, помогай, — кивнул режиссёр на эту странную даму и двух парней, один с кинокамерой, другой с магнитофоном и микрофоном.

— Шевчуков! — рявкнул я на уснувшего около осветительного прибора новенького техника. — ДИГ разверни вон туда на прострел. — Я махнул рукой в сторону уходящего вдаль коридора. — Леонид Фёдорович, вставайте вот сюда, под светильник, а вы, товарищи с телевидения, сначала запишите интервью нашего главного режиссёра. Пусть товарищ Быков расскажет телезрителям о концепции новой кинокомедии и о том вкладе, который мы внесём своей работой в копилку всего мирового кинематографа.

— А не слишком ли вы замахнулись, молодой человек? — усмехнулась корреспондентка, поправив на носу огромные очки.

— В самый раз, замах на копейку — удар на рубль, — буркнул я. — Затем, для полноценного сюжета мы покажем две репетиции, и дадим вам запечатлеть, как гримируют звёзд нашего кино. В особенности товарищей: Вицина, Филиппова младшего и старшего, Смирнова, Дмитриева, а так же двух красавиц: Нонну Новосядлову и Ирину Губанову.

— А зачем вы их гримируете, если у вас съёмки только завтра? — всунулся со своей неуместной репликой телевизионный оператор.

«Ёперный театр, — выругался я про себя, — ну, буквально каждый в нашей стране знает, как делать кино. Просто нужно написать оригинальный сценарий, взять самого лучшего режиссёра, самых лучших актёров, затем махнуть рукой и наслаждаться конечным результатом, большой ёперный театр».

— Объясняю популярно — сегодня генеральный прогон, а он всегда проходит в гриме, в костюмах и с полным киношным светом. Я ушёл, — кивнул я Леониду Быкову и трусцой побежал в зрительный зал, где готовились к репетиции актёры, очень уж хотелось перекинуться парой слов с Нонной, чтобы лишний раз сказать, какая она красавица.

Однако на лестнице со мной столкнулся главный оператор Василич и, схватив за руку, тревожно зашептал:

— Слушай, Феллини, ерунда какая-то вытанцовывается. Сегодня же первый съёмочный день, а это значит, что нужно хоть что-то снять, затем разбить тарелку о штатив, чтобы вечером устроить вполне законный банкет. А иначе удачи не будет, всё кино пойдёт коту под хвост.

— Коту под хвост? — задумчиво пробормотал я. — А плёнка у нас какая-нибудь есть?

— Осталась одна коробка на 60 метров, плёнка черно-белая, хватит ровно на две минуты, — кивнул он. — Только у нас кино-то цветное. На монтаже не смонтируется. Вот я и говорю, непорядок. Пфуууу, — разочарованно выдохнул Сергей Васильевич.

— Всё будет хорошо, смонтируется, если мы снимем черно-белого кота на фоне чёрного занавеса, а затем при проявке плёнки, всему изображению придадим немного синеватый оттенок, как у «Кодака», — хохотнул я. — Будет сегодня вечером первый отснятый кадр, так всем и передай! Ха-ха!

Тем временем актёры и актрисы в ожидании репетиций, расположившись в зрительном зале БДТ, напоминали цыганский табор, который состоял исключительно из умалишённых «цыган». Ибо каждый что-то бубнил себе под нос, что-то нашёптывал, прикрыв глаза, что-то изображал, неизвестно перед кем кланяясь и кривляясь. Исключением из правил был только Георгий Вицин, который сидел в позе йога отдельно ото всех актёров первого и второго плана, и медитировал. Кстати, массовку на сегодня решено было не приглашать.

Светлую и милую головку Нонны Новосядловой я заметил где-то в районе 10-го ряда. И не теряя ни минуты, помахав ей рукой, медленно стал пробираться через чужие вещи и сумки.

— Привет, Феллини, — неожиданно дёрнула меня за локоть актриса Ирина Губанова. — Я тут подумала, а что если моя героиня будет смеяться очень высоким и противным голоском? Как тебе такая идея?

— Замечательно, это отличная и яркая деталь, — смущенно пробурчал я и двинулся дальше, уже предчувствуя небольшой скандал, который не преминул возникнуть буквально тут же.

— Кто это? — недовольно хмыкнула Нонна.

— Артистка Губанова, «Первый троллейбус», — пожал я плечами, пытаясь перевести всё в шутку.

В конце концов, я был абсолютно невиновен. Мне пришлось посетить «Ровесник», чтобы забрать долг, и я не хотел, чтобы меня в этом кафе отравили враги советского кино. Почему же мне сейчас было не по себе?

— Я знаю, что не второй, — грозно зашептала Новосядлова. — Я спрашиваю, что она здесь делает? И кто её сюда притащил, никакой Губановой в старом сценарии не было?

— Я привёл, — признался я. — Нам для достоверности не хватало театрального конфликта, дрязг, сплетен и борьбы за фаворитизм. Ты, наверное, в курсе как воюют в театре Моссовета за одну роль Вера Марецкая и Любовь Орлова? А в нашей кинокомедии была только ты и 60-летняя