– Мне нашептали боги, – улыбнулась Хока и лизнула мальчика в щёку. Он рассмеялся и сразу поверил ей. До сих пор верит. Посланники не лгут.

И он верил, что Киоко станет новым Тэмотсу.

– Ты хочешь, чтобы она превратилась в меня, – сказал он Норико.

– М-м-м, – Норико задумчиво подняла морду, а затем всё-таки встала и подошла ближе, – не совсем, птиц. Я хочу, чтобы ты научил её летать.

Хотэку удивился. Превратиться в ёкая, чтобы получить его способности, – это понятно. Но научить превращённого летать?

– Ты разве сама с этим не справишься?

– А разве у меня есть крылья?

– То есть ты за всю жизнь не убила ни одной птицы?

– А ты так глуп, что не понимаешь, насколько сильно твои крылья отличаются от птичьих? – прошипела она. – Ей будет удобнее отращивать новую пару конечностей, а не отказываться от рук, чтобы полетать.

– Об этом я не подумал, – он и правда не подумал. Зачем-то поторопился с резким ответом, что было на него совсем не похоже. Хотэку не любил язвить, но с ней… – Хорошо, я научу, – он кивнул.

Норико задрала морду повыше, развернулась и ушла, не прощаясь.

Хотэку улыбнулся ей вслед. Эта кошка нравилась ему всё больше. Во дворце не хватало своевольных людей, а ёкаев – тем более. Но удивительно, что она вообще просила о помощи.

Хотэку не мог отказать.

Хотэку не смог бы остаться в стороне, даже если бы ему приказали.

* * *

Маленький бакэдануки всегда восхищался своим отцом. Гордый самурай, служащий в городе, герой всей деревни и самый лучший человек на свете – это его отец. У него был добрый господин, который тепло относился и к своему воину, и к его семье. Когда они с отрядом заезжали в деревню, Нобу всегда доставались бобы в сахаре, которые почти каждый из сослуживцев отца тайком совал ему, приговаривая:

– Только маме не показывай, отберёт же!

В итоге его рукава и щёки были набиты сладостями, а сердце – счастьем.

Мама рассказывала, что отец – её благословение, что сами боги послали его к ней. Когда она жила в столице, он учился при дворе в школе сёгуна и мечтал служить у него. Но потом встретил на рынке маму, полюбил её и, закончив обучение, переехал с ней в деревню, где они и поженились. Он быстро поступил на службу в соседнем городе.

Нобу не знал, почему они сюда переехали. На эти вопросы мама всегда говорила:

– Столица для людей, а не для нас.

Но маленький бакэдануки мечтал быть как отец, попасть в школу самураев сёгуна и стать таким же сильным воином. Поэтому в свободное от домашних хлопот время он брал длинную палку на манер катаны и упражнялся так, как тот ему показывал.

Вот и сейчас он махал своим самодельным боккэном[18], когда со всех сторон послышались детские крики:

– Самураи! Самураи на лошадках! Мама, мама! Смотри, едут!

Нобу бросил палку и выбежал со двора на дорогу встречать отца. Но, завидев первую лошадь, понял – это не господин отца, и отряд совсем другой.

Доспехи этих самураев были красивее всех, что он видел до сих пор. А у главного – самые красивые, отливающие голубым цветом, украшенные завитушками, и наплечники у него были с головой дракона, которая держала в пасти жемчужину.

Нобу смотрел, разинув рот, как по деревне едет отряд сёгуна во главе с ним самим. Мэзэхиро-сама. Нобу никогда его не видел, но много раз о нём слышал. Это точно был он. Только сёгун может смотреть так, будто ему принадлежит весь мир. Этот взгляд восхищал.

Мэзэхиро-сама обернулся, что-то крикнул отряду, после чего самураи спешились и разбрелись по домам. Нобу решил, что нужно вернуться и рассказать всё маме, но не успел.

Первым закричал Рокеро-сан – старичок, живущий через два дома от него. Он почти никогда не обращался человеком, оставаясь в образе тануки, и никого не трогал. Часто просто сидел у своего двора и слушал проходящих мимо, собирая все деревенские сплетни и раздавая их всему миру.

Крик этот был совершенно не свойственен ему, а потому Нобу испугался. Но, испугавшись, всё равно прокрался вдоль забора поближе, стараясь держаться за деревьями и не попадаться на глаза самураям. Любопытство было сильнее страха.

В доме Рокеро-сана, судя по всему, хозяйничал один из воинов. И хозяйничал бесцеремонно – грохот стоял на весь двор. Внутри билась посуда, ломалась мебель, в окна летела какая-то утварь, а старичок бегал по двору и звал на помощь, причитал, сыпал проклятиями – всё вперемешку.

Нобу постоял так немного, понял, что, пока весь дом не перевернут вверх дном, от старика не отстанут, и убежал к себе. Бежал он так быстро, что остановился уже на кухне собственного дома, врезавшись в маму.

– Там самураи! Не наши! И они всё бьют в доме Рокеро-сана! – задыхаясь, выпалил он.

– Погоди, не части так, – мама перестала мешать мисо-суп и присела напротив Нобу. – Какие самураи, откуда они пришли?

– Я не знаю, но их доспехи такие красивые! Я подумал, это сёгун со своим отрядом.

– В нашей деревне? – мама поднялась и выглянула в окно. – Что им здесь понадобилось?..

Она выглядела встревоженной, и это испугало Нобу ещё сильнее. Он никогда не видел, чтобы мама волновалась. Она была самой спокойной из всех, кого он знал, даже из мужчин, даже из отцовских сослуживцев.

– Говоришь, они у господина Рокеро? – она направилась к выходу.

– Ага, – Нобу засеменил за ней.

– Оставайся дома. Если придут – скажи, что твой отец самурай. Про меня ничего не говори.

– Хорошо. А почему?

– Нобу, – она снова присела и взяла его руки в свои. – Послушай меня внимательно. Эти люди не любят таких, как мы с тобой. Я не знаю, что им нужно, но ничего хорошего их приход точно не сулит. Я пойду и постараюсь всё узнать, помочь господину Рокеро, но ты будь здесь. Придут – спокойно выйди, поклонись, будь вежливым. Расскажи, кто твой отец, ты же любишь это рассказывать. Всё понял?

Нобу кивнул, и ему почему-то стало очень страшно. Даже страшнее, чем когда от отца не было вестей целую неделю и они думали, что с ним что-то случилось.

Мама ушла, а он сидел неподвижно, пока не услышал крик за окном. Кричал самурай, звал хозяев. Нобу взял себя в руки, улыбнулся, представив, что к нему просто пришёл друг отца, и вышел во двор.

– Здравствуйте, господин самурай, – поклонился Нобу.

– Родители дома?

– Нет, – честно ответил Нобу. Он знал, что нужно быть храбрым, и потому подавил дрожь в голосе и в руках. Он же мечтал быть воином, а воины ничего не боятся, даже других воинов. – Отец сейчас на службе у своего господина. Он самурай! – гордо проговорил Нобу.

– О, так твой отец самурай?

– Да! Он учился во дворце, в школе сёгуна! – Нобу постарался вложить в свои слова всю гордость, которая у него была, и даже немножечко вызова.

– Ну надо же, – самурай улыбнулся. – Ты сын настоящего воина, выходит! Тоже, наверное, мечтаешь стать самураем?

– Конечно! – Нобу осёкся. Всё-таки он не хотел быть как эти самураи. А потом добавил: – Я всегда мечтал быть как отец.

– Благородная мечта. Пусть исполнится, – самурай благосклонно кивнул Нобу, отчего тот слегка опешил, но быстро взял себя в руки и поклонился в ответ.

Гость ушёл. Страх отступил. И Нобу услышал, что творится вокруг: крики и плач. И почуял запах гари. Деревня затягивалась пеленой сизого дыма.

* * *

Мэзэхиро уже устал ездить по деревням. Ему всё труднее было сдерживать ярость. Ёкаи оказались удивительно несговорчивыми и неподкупными, даже самые бедные и завистливые из них. Отряд обошёл все поселения, которые граничили со столицей или находились на пути в Восточную область. Эта деревня была последней, дома здесь были рассеяны по обеим сторонам тракта. Те, кто украл Кусанаги, должны были останавливаться здесь, среди бакэдануки, которыми кишела деревня. Тем более поблизости не было ни рёканов, ни идзакай. Но все деревенские молчали. Проклятые ёкаи готовы были умереть, но не выдавали преступников, никто даже не признавался, что видел их и знает о них хоть что-то.

Если бы Мэзэхиро не знал о порочности