Шрифт:
Закладка:
— Честно говоря, с подобной точки зрения я ситуацию не рассматривал вовсе, — несколько пришибленно ответил кинооператор, совершено иным взглядом окинув окружающих их людей, убранство ресторанчика и в принципе пространство, которое после услышанного резко перестало доставлять ему ощущение некой эйфории и праздника жизни. За ширмой из красивой картинки и вкусных бананов, оказывается, скрывались неприглядные и жестокие реалии, о которых он прежде даже не помышлял, поскольку жил в иной, спокойной гражданской, жизни.
То, что отношения с Германией катятся в тартарары, Кармену было известно прекрасно. Да и прошлогоднюю речь того же Гитлера, в которой фюрер говорил о физической невозможности сосуществования на одной планете фашистов и коммунистов, он помнил прекрасно. Впрочем, как помнил и о неуклонном ухудшении отношений СССР с Польшей. Но когда тебе вот так вот походя, за какие-то пару секунд, описали, разжевали и положили в рот информацию о наличии неподконтрольной грандиознейшей прорехи в обороне родной страны, все былые знания и мысли начинали приобретать совершенно иной окрас. Очень такой нехороший и тревожный окрас.
Нельзя было сказать, что впоследствии, когда они пересекли границу Германии и совершали пересадку на другой самолет в берлинском аэропорте, с ними обращались как-то неприветливо. Нет, как и у всех прочих пассажиров — что немцев, что французов, что японцев, проверили документы, да и проводили единым стройным рядом к новому борту. Даже не стали проверять багаж транзитных пассажиров, сразу перегрузив его в другую крылатую машину! Ибо орднунг! И лишь бросающийся повсеместно в глаза милитаристический стиль одежды и внутреннего убранства зданий, да понимание того, что, к примеру, вон те активно общающиеся друг с другом военные пилоты уже совсем скоро, вполне возможно, будут тебя бомбить на территории Испании, вносили некий диссонанс в восприятие обычной деловой жизни крупной воздушной гавани. Тем не менее, не смотря на некоторые переживания, всё прошло гладко и с промежуточной посадкой в Брюсселе — даже тут немцы действовали через Бельгию, они, спустя 12 часов с момента вылета из Москвы, наконец, приземлились во французском Ле Бурже.
Будучи встреченными представителем Инторгкино — Александром Александровичем Садовским, путешественники благополучно добрались до небольшой гостиницы «Сен-Жермен», в которой часто останавливались командировочные из СССР. Задержавшись там буквально на четверть часа, чтобы заселиться и оставить вещи, следом рванули по вечернему Парижу на встречу с Ильей Григорьевичем Эренбургом, уже не первый год проживавшим во Франции и едва ли не лучше всех в посольстве владевшим ситуацией. Этот журналист, писатель, переводчик, публицист и много кто еще не только выступал одним из главных рупоров антинацистской пропаганды через свои газетные статьи и художественные произведения, но также являлся очень интересной персоной с точки зрения жизненного опыта и знакомств. Были в его непростой судьбе и заключения, и эмиграция, и пребывание на передовой, как при царской власти, так и при советской. Еще в 20-х годах ордер на его арест подписывал Ягода, а отбивал Эренбурга от чекистов аж лично Бухарин, с которым тот был знаком со времен совместного обучения в 1-ой Московской гимназии. В общем, очень непростой был этот сорокапятилетний потомственный киевский еврей, проведший большую часть своей жизни за границей, но являющийся гражданином СССР.
Именно от него они узнали последние новости и возможные пути дальнейшего продвижения, в результате чего были вынуждены разделиться. Макасеев отправлялся в страну басков, кою войска мятежников вот-вот должны были отрезать от границы с Францией, перекрыв последний сухопутный коридор. А Александру с Романом предстояло убыть в Барселону — главный оплот анархистов, которые не любили социалистов и коммунистов лишь чуть менее чем фашистов. В общем, являлись теми еще союзничками для республиканского правительства. Но при этом Барселона, помимо прямого железнодорожного сообщения с Францией и крупнейшими городами Испании, могла похвастать наличием отличного торгового порта и относительно развитой тяжелой промышленностью, что превращало её в практически идеальный хаб для перевалки военных грузов и проведения ремонта вышедшей из строя техники. Та же производственная площадка автомобильного завода «Испано-Сюиза», что занималась постройкой грузовиков, располагалась именно в этом городе и вполне себе могла обслуживать легкую бронетехнику.
Но тут случился затык. Ни у кого под рукой банально не оказалось ни одного переводчика. Точнее не так. Те из сотрудников советского посольства, что владели испанским языком, в гробу видали всякие поездки из респектабельного Парижа в излишне «горячую» Испанию. Им всем и тут неплохо елось, пилось и спалось. А приказать никто не имел никакого права. Не то что каким-то кинооператорам, впоследствии даже будущим военным атташе — полковнику Смешникову[1] и капитану 2-го ранга Кузнецову[2], не смогли предоставить во временные спутники хотя бы одного «завалящего» переводчика. В общем, бардак с организацией возможной помощи Испании даже в Париже был знатный, что уж можно было говорить о подобном в испанских городах!
«Пир во время чумы» — именно таким эпитетом смог определить для себя увиденную в Барселоне картинку добравшийся таки через два дня до неё Александр. На улицах этого города творилось одновременно всё! Не смотря на идущую полным ходом национализацию предприятий, включая торговые — вроде магазинов, кафе, отелей и ресторанов, бойкая торговля даже не думала утихать. Разве что место рекламных вывесок заняли революционные лозунги, да красные и красно-черные флаги коммунистов и анархистов соответственно. Причем, что первые, что вторые, одевались по большей части совершенно одинаково, отчего незнакомый с рядом тонкостей гость города мог понять где кто лишь по одному верному признаку — в местах сосредоточения анархистов то и дело велась беспорядочная стрельба в воздух из револьверов, пистолетов и винтовок. Тут же параллельно
