Шрифт:
Закладка:
— Главное запомни. Чтобы твои люди исполнили это буквально. Как только твои люди услышат перезвон колокольчика, они должны укрыться. И не выглядывать, что бы ни случилось. Те, кто выглянет — погибнут.
— Всё будет исполнено в точности, — кивнул Мойя.
— Но это ещё не всё, — продолжал я, — очень важно, чтобы в памяти твоего народа это событие осталось как безусловная чистая победа. Что вы перебили этого коварного врага.
— Этот меч убьёт всё войско? — Мойя почесал седую бороду.
— Да, — кивнул я.
— Мы могли бы взять часть из них в рабство, — предложил Мойя, — чем убивать столько людей одним мечом.
— Ты не представляешь, какую участь они вам готовили, — я пожал плечами, — поверь, если бы ты видел это — ты сам захотел бы их гибели.
— Ты сказал, что они хотели нас развратить. Это плохо, конечно. Но с этим можно бороться. Мы бы заставили этих рабынь работать в полях на нашей новой земле.
— Каких рабынь? — растерянно переспросил я.
— Которые пришли бы нас развращать, — ответил Мойя, — а как иначе можно это сделать?
Я помолчал.
— Ладно. Оставим этот вопрос.
— У них в войске только мужчины. Взрослые, — продолжил Мойя, — если их женщины не будут на поле боя — они выживут?
— Да, — кивнул я, — поэтому мы решились сделать так. Я бы не смог дать тебе убить детей.
— Понимаю, — ответил Мойя, — я помню про то, что случилось. Тогда мы сможем взять их как рабов себе.
— Что ж. Значит, так тому и быть.
Когда мы выходили из челнока, Мойя обернулся и внимательно посмотрел мне в глаза. Тюрвинг он завернул в складки своей одежды и удерживал его правой рукой. Кажется, после этого взгляда он хотел просто уйти. Но почему-то я остановил его.
— Мойя. Что случилось?
— Всё хорошо, — ответил он как-то очень спокойно, умиротворённо, — теперь всё хорошо.
— Я не понимаю.
— Зато я теперь понимаю время, — ответил он, — оно странный советчик. Твоё будущее превратилось в сказку. В легенду, в которую невозможно поверить. Но я верил, несмотря ни на что. Привык верить. И мой народ тоже. Мы привыкли верить. Что теперь с нами будет?
Я посмотрел в его глаза. Удивительно, но они остались молодыми. Если долго смотреть, то контуры старческого лица исчезали, сглаживались, и можно было подумать, что мы и не расставались на долгие десятилетия. Впрочем, это было его время. Не моё.
— Вы будете жить, Мойя. Твой народ будет жить. А жизнь… это много чего. Ты же теперь понимаешь, да?
Мойя с достоинством кивнул и отправился обратно, в свой лагерь.
1822 года до Перехода
Этот город был настоящим. Я почувствовал это сразу, как только ступил на его мощёные улицы. Разительный контраст с тем симулякром, который создал эгрегор там, в уже далёком прошлом. Только теперь я понял, как там не хватало обычного человеческого гомона, криков, беспорядочного движения толпы. И запахи, конечно. Тут их было гораздо больше.
— Мне здесь нравится! — громко произнёс Лев, на русском.
— Тс-с-с! — Таис зашипела на него, — а то тебя примут за чужеземца — раба.
Лев осклабился, но промолчал.
— Я всё же не понимаю, для чего нам самим нужно было приходить, — тихо сказал я на ухо Кате, — это всё ведь можно было решить в… — тут я осёкся, — в безопасности!
— Тебе тут ничего не угрожает, Григориус, — улыбнулась Катя.
— Я не за себя боюсь.
— Тогда за что же?
— Тут кругом — оживший учебник истории, — я наклонился к её уху и понизил голос, — что мы тут наворотим, а?
— Надеюсь, что ничего, — Катя пожала плечами, — задача-то примитивная.
— Ну ладно, — кивнул я, — допустим, мы знаем язык. Но обычаи? Нюансы там всякие… я не настолько хорошо знаю историю!
— Зато я её знаю, — улыбнулась она, — потому что наблюдала непосредственно. То есть, не совсем я, конечно… ну, часть меня.
— Стоп, — я даже остановился на секунду, — ты начинаешь разделять себя и… твою прародительницу?
Катя неожиданно задумалась.
— Наверно, ты прав, — ответила она, и мы пошли дальше, — должно быть, это сказываются скачки во времени. Гайя обходится без меня какое-то время.
— И что ты собираешься с этим делать? — подозрительно спросил я.
— Ничего, — она беспечно пожала плечами, — пускай всё идёт как идёт. Это не проблема!
Я удивлённо поморгал. А потом мы ускорили шаг, чтобы догнать ушедший вперёд товарищей.
Хозяин школы гладиаторов был мускулистым и поджарым мужиком лет сорока. Каким-то образом он выделил в нашей группе меня, и после этого разговаривал только со мной, совершенно игнорируя остальных.
— Сто тысяч сестерциев, — сказал он, после того как размышлял, поглаживая выбритую щёку, — или три тысячи унций золота.
Мне даже пришлось войти в режим, чтобы прикинуть соотношение названных цен в разных эквивалентах. Получалось, что в золоте платить было незначительно выгоднее.
— Тогда золото, — согласился я.
— В чём подвох, чужестранец? — хозяин резко изменил тон и нахмурился.
— Нет никакого подвоха, — ответил я, спокойно глядя ему в глаза, — часть нашей семьи хочет иметь дом вдали от Рима. Но моим братьям надо чем-то заниматься. Вести дело. Укреплять положение.
— Положение укрепляется на полях брани, — хозяин пожал плечами, — Адриан, да продлят боги его годы, уважает честный путь служения империи. Далмация не самая буйная, но и не самая спокойная из провинций. Тут можно сделать карьеру.
— Всё так. Мои братья всадники верно служат императору. Но кто-то должен о благополучии семьи. Императорское жалование — это хорошо, но ведь ценз невозможно достичь на одном жаловании, не так ли?
Хозяин рассмеялся.
— Складно говоришь, пришелец. Чудные времена наступают. Ты вроде и чужестранец по виду, но говоришь как потомок знатной семьи. Я скромный землевладелец в отдалённой провинции и не знаю всех тысяч благородных семейств великого Рима, но это чудно, что у них есть такие отпрыски.
— Так мы договоримся? — спросил я.
Старик испытующие, с прищуром посмотрел на меня.
— Давай начистоту, — сказал он, отставив в сторону стакан с местным вином, — мне было бы лениво менять жизнь. Я бы так и дожил свои годы хозяином своей школы. Да, скромной по масштабам Рима, но так мы и не в Риме, — он вздохнул, — твоё предложение соблазнительно, не скрою. Но моё имя тоже кое-что да значит в окрестностях… — он прервался, чтобы сделать ещё один глоток, — если ты рассчитываешь разбогатеть на зрелищах, тебе придётся тратить, а не зарабатывать. Того, что приносит амфитеатр, хватает на хорошую жизнь старику вроде меня. Но положение семьи ты так не поправишь.
