Вокруг на глазах темнело, а странная деревня мало-помалу пробуждалась от сна. Около дюжины человек, спустившиеся из подвешенной к сучьям хижины, начали таскать хворост на середину поляны. Из дома на дереве появились еще трое – в долгополых одеждах, с двурогими посохами в руках. Вскоре после того, как на поляне запылал костер, из сумрака выскользнули и другие, должно быть, следившие за тропами в джунглях, а перед костром расстелили полотнище ткани.

Один из троицы в длинных одеяниях встал спиною к костру, а двое других присели на корточки у его ног. Во всех троих чувствовалась некая исключительность, однако напоминала она скорее об отстраненности экзультантов, чем об инакости иеродул, с которыми мне довелось столкнуться в садах Обители Абсолюта – такую манеру держаться придает человеку сознание собственной власти, высоко возносящей его над прочими, простыми людьми. Остальные, раскрашенные и нераскрашенные, скрестив ноги, уселись наземь, лицами к дереву. В негромкий ропот множества голосов вплелась звучная речь стоящего, но слов издали было не разобрать. Спустя какое-то время присевшие на корточки подле него поднялись. Один распахнул одежды, и из-под них, точно из шатра, шагнул вперед усыновленный мною сын Бекана. Второй в той же манере извлек из-под облачения «Терминус Эст» и вынул его из ножен, показав сошедшимся блестящий клинок и черный опал рукояти. Затем один из раскрашенных поднялся, прошел с десяток шагов в мою сторону (отчего я, хоть и прикрыл лицо маской, всерьез испугался, как бы он меня не заметил) и поднял крышку одного из люков, ведущих под землю. Вскоре после этого он выбрался наверх из другого люка, ближе к костру, несколько быстрее прежнего подошел к главному среди троицы в длинных одеждах и заговорил.

О чем он докладывает, сомнений быть не могло. Расправив плечи, я вышел в освещенный пламенем круг.

– Там меня нет, – сказал я. – Я здесь.

Сидящие дружно ахнули, чем я, хоть и понимавший, что могу вот-вот умереть, был весьма польщен.

– Как видишь, тебе от нас не уйти, – заговорил облаченный в длинные одеяния, стоявший посередине. – Ты побывал на свободе, но нашей волей был возвращен сюда.

Голос дознавателя, допрашивавшего меня в подземной темнице, я узнал безошибочно и ответил ему в том же тоне:

– Если ты ушел по Пути далеко, то должен знать, что власти надо мной у тебя куда меньше, чем может показаться непосвященным. – (Подражать речи таких людей проще простого: ведь они сами по-обезьяньи заимствуют манеру разговора у аскетов и жриц наподобие Пелерин.) – Вы похитили моего сына, а ведь он в то же время – сын Говорящего Зверя, о чем ты также уже должен бы знать, если удосужился расспросить его без неразумной спешки. Дабы вернуть его, я доброй волей отдал рабам твоим меч и до времени подчинился тебе сам. Теперь же мечу настало время вернуться к хозяину.

На плече человека есть определенная точка, уверенное нажатие на каковую большим пальцем парализует руку целиком. Стоило моей ладони лечь на плечо человека в длинном одеянии, державшего «Терминус Эст», тот уронил меч к моим ногам, а маленький Севериан, проявив неожиданную для своих лет твердость духа, поднял его и подал мне.

– К оружию! – подняв посох, крикнул тот из троих, что стоял посредине.

Его сподвижники все, как один, поднялись на ноги. Кулаки многих ощетинились уже описанными мною когтями, а многие другие обнажили ножи.

Я перекинул перевязь «Терминус Эст» через плечо, привычно убрал его за спину и сказал:

– Разумеется, ты не думаешь, будто сей древний меч служит мне оружием? У него более высокое предназначение, и вам лучше других следовало бы это знать.

– Именно так Абундантий нам и говорил, – поспешно вставил тот, кто выпустил из-под одежд маленького Севериана.

Третий из них все еще растирал онемевшую руку.

Я смерил взглядом стоявшего посредине: очевидно, речь шла именно о нем. Его взгляд оказался ясен и тверд, словно камень.

– Абундантий мудр, – сказал я, размышляя, каким бы образом покончить с ним, чтоб остальные нас не атаковали. – Думаю, известно ему и о проклятии, поражающем тех, кто дерзнет покуситься на особу мага.

– Так, значит, ты маг, – проговорил Абунданций.

– Я, забравший из рук архонта добычу и незамеченным прошедший сквозь скопища его воинов? Да, порой меня именуют и так.

– Докажи же нам, что ты маг, и мы восславим тебя как брата. Но если не выдержишь испытания или откажешься от него… нас много, а меч у тебя лишь один.

– Честное испытание я выдержу, – заверил я, – пусть даже ни тебе, ни твоим сподвижникам испытывать меня не по чину.

Однако Абундантий оказался слишком умен и от пререканий на этот счет предпочел воздержаться.

– Сие испытание известно здесь каждому, кроме тебя, и каждый знает, что оно справедливо. Прошли его – либо надеются вскоре пройти – все, кого ты видишь вокруг.

Дома, куда меня отвели, я прежде не замечал. Сооруженный большей частью из бревен, он прятался среди деревьев. Окон в стенах его не имелось, и дверь внутрь вела лишь одна. Когда в дом внесли факелы, я не обнаружил в единственном его зале ни перегородок, ни какого-либо убранства, кроме сплетенного из травы ковра на полу, а длина зала по отношению к ширине оказалась такой, что выглядел он едва ли не коридором.

– Здесь ты и сойдешься в бою с Декуманом, – пояснил Абундантий, указав на товарища, которому я обездвижил руку, очевидно, чуточку удивленного этакой честью. – Ты превзошел его там, у костра. Теперь он должен одолеть тебя, если сумеет. Можешь сесть здесь, возле двери, дабы не опасаться, что мы придем ему на подмогу. Он сядет в дальнем конце. Приближаться друг к другу, касаться друг друга, как ты коснулся его плеча у костра, запрещено. Творите чары, а утром мы увидим, за кем осталась победа.

Взяв маленького Севериана за руку, я отвел его в дальний, тупиковый конец полутемного зала.

– Я сяду здесь, – объявил я. – Уверен, на помощь Декуману вы не придете, а вот не прячутся ли в джунглях мои соратники, вам знать неоткуда. Ты оказал мне доверие, и посему я также доверюсь тебе.

– Дитя, – заметил Абундантий, – лучше оставь на нашем попечении.

Я покачал головой:

– Нет, он должен остаться при мне. Он мой, а разлучив нас там, на тропе, вы лишили меня половины могущества. Больше я с ним не расстанусь.

Абундантий, чуть поразмыслив, кивнул:

– Как пожелаешь. Мы всего лишь хотим, чтобы с ним не случилось беды.

– Беды с ним никакой не случится, – заверил его я.

Перед тем как уйти, четверо обнаженных воткнули факелы в железные скобы, вбитые в бревна стен. Декуман, скрестив ноги, уселся у двери, а посох положил на колени. Я тоже сел и привлек мальчишку к себе.

– Страшно, – сознался он, уткнувшись крохотным носом в мой плащ.

– И удивляться тут нечему. Последние три дня ты много пережил.