номеров Левы Оганезова – демонстрация различий исполнительской манеры Д. Ашкенази и Б. Мандруса, пародийная и уважительная одновременно. И это тоже отличает Левона: при замечательном остроумии человеческом и музыкальном, он незлобив и доброжелателен.

Мне посчастливилось ощущать все это на протяжении почти десяти лет, когда мы вместе с ним и Леной Перовой были соведущими в телевизионном проекте «Жизнь прекрасна». Левон с музыкантами своего ансамбля самым трепетным образом работал как с Иосифом Кобзоном или Людмилой Гурченко, так и с начинающими в ту пору Полиной Гагариной или ребятами из группы «Кватро». Именно благодаря ему все подумали, что я действительно умею петь. Все, кроме его и меня, разумеется. Сама идея этой программы принадлежала Левону. На дне рождения Владимира Спивакова, с которым он учился в ЦМШ, он сказал, что ему скучно без телевидения, – к тому времени перестали выходить «Белый попугай» и «Добрый вечер с Игорем Угольниковым». И тогда в застолье он поделился замыслом программы про песни XX века, которые будут петь и в наступившем третьем тысячелетии. Мы Андреем Козловым увлеклись этой идеей, и, как говорит Пеликан в оперетте И. Кальмана «Принцесса цирка», что выросло, то выросло. Именно тогда понял, почему с Левоном хотели работать выдающиеся певцы с самыми разными, в том числе и непростыми, характерами. Он уникальный партнер, готовый к творческому самопожертвованию, если надо выручить товарища. Его вряд ли бы взяли на актерский факультет, но он ухитрился превратить недостатки дикции в те комедийные краски, которые делают его заметным на эстраде и на телевидении. Неслучайно он разыгрывал целые эстрадные представления с Андреем Мироновым и Владимиром Винокуром. Не случайно А. Миронов пригласил Левона на роль пианиста в спектакль «Прощай, конферансье!» по пьесе Горина.

Он безропотно пришел на помощь в 2010-м, когда мы задумали сочинить историю, основанную на советской и американской музыке 30-х годов XX века. Конечно, мы пришли за советом именно к Левону Оганезову, – к кому же еще?

Он всегда заражает энергией творчества и жаждой жизни. Именно поэтому, дорогой Леонтий Саркисович, Левон, Лева, пожалуйста, живи долго. Это важно не только для тебя, но и для всех нас.

Декабрь 2020

Культура как вызов

Во время недавней международной конференции по проблемам развития искусственного интеллекта, которая проходила по инициативе Сбербанка и собрала 28 тысяч участников из 90 стран, В.В. Путин на вопрос виртуального ассистента «Афина»: «Может ли искусственный интеллект стать президентом?» – ответил вежливо, но достаточно определенно: «Наверное, в какой-то момент, может быть, и искусственный интеллект достигнет таких невероятных возможностей, которые возможно сравнить с интуицией, но все-таки (нужны) вот такие субстанции, как душа, совесть, сострадание».

Эти отчасти генетически предопределенные качества приобретают развитие и свершенные смыслы только под влиянием культуры, которая в конечном счете определяет и качество интуиции, и душевные свойства личности, и моральную предрасположенность, и глубину сострадания.

Мои компетентные собеседники на недавней «Агоре» были осторожны в оценке достижений развития искусственного интеллекта, алгоритмы которого, как правило, повторяют модели человеческого поведения и зависят как от массивов обрабатываемой информации, так и от субъективных качеств программистов. Примечательный пример: статистика и качество решений, выносимых «виртуальными судьями», не лучше и не хуже тех, к которым приходят реальные люди. Футуристические стратегии трансгуманизма, сопрягающие развитие искусственного интеллекта с прорывами в области биотехнологий, которые, по мнению одного из ярких представителей этого направления Рэймонда Курцвейла, должны победить к середине XXI века, все-таки кажутся далекими и потому проблематичными. Хотя уже сегодня возникают вопросы, требующие этической и юридической экспертизы.

И самый простой из них: «Что делать человеку, если с помощью искусственного интеллекта принято решение, обязательное к исполнению, и оно может привести к серьезному поражению прав личности?» Такие решения принимают и службы по набору персонала, и кредитные организации, и социальные администраторы. Но пока искусственный интеллект определяется волей человека, результаты его деятельности зависят от человеческой морали, целеполаганий, качества принимаемых решений. От культурного развития, определяющего сложность личности, способность ориентироваться во все увеличивающемся океане информации и формировать иерархию ценностей и задач.

«Ну вот, опять, – подумает многоопытный читатель. – Сколько можно рассказывать о том, что культура возводит людей на вершину творения, а без нее человечество погибнет безвозвратно. Слыхали мы это не раз, причем от куда более компетентных людей».

И вправду, есть суждения, которые кажутся банальностями, пошлыми общими местами, используемыми, как порой представляется, в своекорыстных интересах. Растиражированное словосочетание «культурный человек» утратило сколько-нибудь содержательный смысл. Прежде всего потому, что омассовление самой культуры, превращение ее в универсальный продукт, доступность ее онлайн-потребления и онлайн-производства неизбежно приводят к деградации тех ее качеств, которые делали ее важнейшим импульсом развития человека и человечества.

И прежде всего ее отношением к жизни и смерти. Онлайн-существование, разрушающее психофизиологическое единство индивидуальности, отделяющее виртуальное от реального, неизбежно приводит не только к упрощенному пониманию бытия (модели вместо процессов!), но, что еще опаснее, к этической нейтральности. Когда представления о добре и зле, жизни и смерти становятся взаимозаменяемыми, превращаются в забавляющую, но очень часто вовсе не забавную игру.

По круговой рассылке из разных адресов получил один и тот же ролик, прославляющий убойную силу искусственного интеллекта: почти невидимый аппарат способен опознавать лица «плохих парней» и пробивать им головы. Если этими аппаратами загрузить самолет и сбросить их на город, можно уничтожить любое количество «плохих парней» на любом континенте. При этом сохранив жизни «хороших парней». Увлеченный спикер гордо говорит о том, что этот приспособленный для массовых убийств инструмент делает ненужной ядерную бомбу. Не стану задавать вопрос, сколько будет стоить эта операция. Но вопрос, кто и как будет отделять «плохих парней» от «хороших», задать хочется.

И все же самая сложная проблема находится в иной плоскости. Почему одна из фундаментальных проблем человеческого бытия – право на убийство себе подобного – отметается за ненадобностью? Убийство становится не более чем игрой, красивой картинкой, за которой никто не вспомнит о вывернутых наружу кишках и расплывшихся по асфальту мозгах. Войны, ведущиеся с помощью нажатия кнопок, смерти, отражающиеся лишь на дисплее, разрушительны для всех участников этого только по видимости бескровного процесса. Виртуальная реальность требует противоядия от расчеловечивания.

И этим антидотом может быть только культура. Понимаемая широко и объемлюще. Культура мысли и веры. Нравственность. Образование, научное познание, художественное творчество. Ее фундаментальная миссия – очеловечивание человека. Что особенно важно в такие переломные эпохи, как нынешняя, когда кажется, что мы теряем почву под ногами, оказываясь в царстве неопределенности. Когда стремительно развивающиеся технологии властно отчуждают нас от результатов нашей деятельности.

Впрочем, мы переживаем это не в