границу в попытке поддержать стоимость нашего рубля в Персии. Выдвигалось предположение, что этим путем наш сахар мог попадать в Турцию, а оттуда – в Германию. Этот вопрос должен был решаться в суде, но после революции разбирательство было прекращено, а основной обвиняемый занял пост министра финансов в Украинской раде[85].

Зимой 1915/16 года все эти явления не затронули русскую армию. Войска продолжали жить обычной жизнью, с каждым днем оправляясь от ран, полученных ими во время военных неудач лета и осени 1915 года. Главное внимание начальников было направлено на обучение войск, что имело первостепенное значение, поскольку многие части пришлось заново переформировывать из-за огромных потерь, понесенных ими за последние шесть месяцев. Разумеется, делать это было проще благодаря возвращению в строй большого числа оправившихся от ран офицеров и нижних чинов. Кроме того, велась лихорадочная подготовка к активным действиям, хотя начинать крупномасштабные операции не предполагалось до тех пор, пока полностью не установится весенняя погода. Часть войск 6-го армейского корпуса, которым я командовал, участвовала в боевых действиях вплоть до начала ноября – приблизительно 4-го числа этого месяца несколько моих полков, действовавших совместно с 17-м армейским корпусом, в коротком бою взяли больше 10 тысяч австрийских пленных, а также пушки и пулеметы. С учетом этого было решено до начала весны отвести корпус на отдых. Я воспользовался этим временным затишьем, чтобы после длившейся полтора года кампании дать себе трехнедельный отдых в кавказской водолечебнице в Кисловодске. Однако перед отъездом я договорился с генералом Сахаровым[86], в армию которого входил мой 6-й армейский корпус, что в случае, если мои части потребуются для активных действий, я возвращусь до окончания отпуска.

Немногим более чем через неделю после приезда в Кисловодск я получил телеграмму от начальника штаба Верховного главнокомандующего генерала Алексеева, которой он по неизвестной причине вызывал меня в Могилев в Ставку. Добравшись за два дня до Могилева, я узнал от генерала Алексеева, что ввиду болезни генерала Рузского, главнокомандующего Северным фронтом – русская армия имела тогда три фронта: Северный, Западный и Юго-Западный, – его место временно должен будет занять генерал Плеве[87], командующий 5-й армией, которая занимала тогда позиции на Двине.

Я же должен был отправиться в Двинск и принять командование этой армией. Генерал Алексеев, однако, ничего не сообщил мне о том, каково будет будущее мое назначение, когда генерал Плеве вернется к командованию 5-й армией. Император в Ставке тогда отсутствовал, и я не имел случая его видеть.

Тот факт, что я оставлял свой армейский корпус только на три недели, вероятность моего возвращения к нему после выполнения временного приказа и подготовка к весенним операциям – все это объясняет мое желание заехать на день в Збараж, где мой штаб находился с августа. Я не остался в корпусе больше чем на сутки, в особенности потому, что у меня не было необходимости прощаться с полками, с которыми тесно сроднился за год совместной боевой службы, поскольку имелись все основания предполагать, что я к ним еще вернусь. Тем не менее многие мои товарищи – главным образом офицеры штаба корпуса – высказали желание не расставаться со мной и продолжить службу в штабе 5-й армии. Я очень сожалел, что не имею права утвердить их перевод. Я ограничился тем, что забрал на новое место личного своего адъютанта штабс-ротмистра Арнгольда, который был прикомандирован ко мне в этом качестве от Петроградского уланского полка и не покидал меня с первых дней мобилизации.

Особенно трудно было мне расставаться со своим начальником штаба генерал-майором Алексеевым[88].

Мы познакомились с ним только в тот день, когда я принял командование 6-м армейским корпусом, но один год в условиях войны дает возможность узнать человека лучше, чем за десять лет общения в мирное время. За прошедший год я мог составить мнение о генерал-майоре Алексееве и как о своем ближайшем помощнике по военным вопросам, и о его человеческих качествах. Более всего я ценил в нем прямоту и откровенность, а в работе – упорную защиту своих убеждений и идей вне зависимости от того, совпадают ли они с мнением начальства. Одним словом, он отличался независимостью характера, что так редко встречается среди руководителей и высокопоставленного начальства. Кроме того, он был очень опытным штабным работником и в точности выполнял все полученные указания. Временами грубоватый и вспыльчивый, он, однако, вел себя в этом отношении совершенно одинаково как с подчиненными, так и с вышестоящими начальниками. Перед расставанием мы с ним договорились, что в случае, если мое новое назначение станет постоянным, я при первой же возможности переведу его к себе; при этом он согласился занять менее ответственную должность генерал-квартирмейстера штаба армии.

В этом, несомненно, проявилось свойственное ему отсутствие честолюбия.

Приблизительно в середине декабря я прибыл в Двинск и приступил к исполнению обязанностей командующего 5-й армией. Эта армия не так давно закончила бои на участке между Двинском и Крейцбургом и уже смогла в значительной степени восстановить свой численный состав. Вскоре по приезде я совершил объезд линии фронта, занимаемого армией, и проинспектировал работу подчиненных штабов. Я заметил тогда, что в каждом армейском корпусе имелись особые, достаточно отличающиеся от других способы укрепления позиций и своя собственная методика подготовки войск к грядущим боевым действиям. Не смущаясь возможностью того, что мое назначение окажется только временным, я немедленно распорядился об упорядочении этих вопросов. Кроме того, мною сразу же был поднят и разрешен вопрос о постепенном сокращении количества армейских корпусов, находящихся на передовых позициях при соответствующем увеличении числа корпусов, состоящих в резерве. Я окончательно пришел к мысли о необходимости наступления на левый берег Двины, использовав возможность форсирования реки в то время, когда она будет скована приближающимися морозами. Однако все мои расчеты были опрокинуты. Как только корпуса отводились в резерв, их тотчас же у меня забирали, так как их присутствие, как видно, считалось более необходимым в каком-то ином месте. Их либо отводили в резерв вышестоящего командования, либо посылали на другой фронт – потому, вероятно, что в это время рассматривалась возможность крупного наступления на Юго-Западном фронте, которым командовал генерал Щербачев.

По той причине, что у меня отбирали мои армейские корпуса и частично включали их в резерв главнокомандующего, я был вынужден отложить в ближайшем будущем активные операции и сконцентрировать все внимание на совершенствовании своих оборонительных позиций и на обучении войск. Причина, по которой генерал Плеве получил Северо-Западный фронт только во временное командование, состояла в том, что этот