Шрифт:
Закладка:
Вновь опомнившись и понимая, что не стоит терять драгоценное время, она проворно облачилась в строгое, простое коричневое платье, которое вчера предусмотрительно достала из небольшого саквояжа, и принялась за прическу. Она расчесала густые пряди волос и, заплетя их в толстую, высокую косу, завернула ее в тугой цветок на затылке. Ее волосы были довольно густы, потому даже в этой простой прическе, производили впечатление. Зачесав влажной расческой некоторые непослушные пряди, Маша удовлетворенно осмотрела себя в зеркале и, надев туфли, вышла из комнаты.
Она знала, что должна пойти в кабинет Михаила Александровича, как он и велел ей вчера, оттого спустилась на первый этаж особняка и сразу же направилась в нужную сторону. Однако, уже подойдя к двери его кабинета, невольно стушевалась. Хотя Маша уже дважды говорила с хозяином дома, теперь она все равно опасалась заходить в его кабинет и отвлекать его от дел. Ведь еще вчера она отчетливо определила нрав Невинского: строгий, жесткий, властный и требовательный. Да, она знала, что он велел ей зайти до завтрака, который начинался в девять, но все же робость и некая боязливость овладели ею. Впрочем, она понимала, что должна решиться и выполнить его приказ, дабы остаться служить в этом доме.
Глубоко вздохнув, Машенька непроизвольно оправила юбку и постучалась. Ей ответили. Она распахнула массивную дверь и вошла. Невинский, как и накануне, сидел за столом. Только сегодня он не писал, а мрачно смотрел на дверь, в которую она вошла. Она замерла у входа, и Михаил Александрович сделал ей знак рукой приблизиться. Маша подошла и остановилась в пяти шагах от его стола. Она отметила, что сегодня хозяин дома был одет уж очень строго, вычурно и элегантно камзол синего цвета и светлую рубашку. Его русые волосы, собранные сзади в хвост, лежали приятной волной придавая жестким чертам его лица немного мягкости.
— Доброе утро, Михаил Александрович, — сказала Машенька тихо, когда тот строго посмотрел на нее.
— Доброе, — глухо заметил Невинский. — Садитесь.
Она послушно опустилась на стул напротив, остановив внимательный взор на Невинском и ожидая дальнейших указаний.
Сорокалетний Михаил Александрович был широк в плечах, имел твердые, чуть заостренные черты лица, русые волосы и цепкие серые глаза. Он не был красив, хотя его мужественное, волевое и властное лицо невольно притягивало взгляд. Темные брови, сдвинутые к переносице, создавали впечатление, что хозяин их не в духе. Упрямая складка полноватых губ, волевой подбородок и напряженные скулы выдавали в нем человека непреклонного и решительного.
Он был одет в камзол и панталоны насыщенного синего цвета, в светлый шелковый жилет с золотым шитьем и белоснежную шелковую рубашку без кружев. Машенька отметила, что наряд соответствует последней французской моде, которая была популярна и в Петербурге.
— Итак, мадам де Блон, я хочу еще раз уточнить ваши обязанности, — сказал он, внимательно окидывая ее взором.
— Да. Я слушаю вас, — кивнула Маша и приветливо улыбнулась уголками губ.
Нахмурив брови, Невинский опустил глаза и взял в руку перо. Он начал постукивать концом о стол, пытаясь взять себя в руки. Он ощущал, что эта девица смущает его. И это его неимоверно раздражало. Еще утром, едва проснувшись, он сразу же вспомнил о француженке, которая накануне появилась в доме. Но он совсем не хотел о ней думать. Михаил начал отгонять навязчивые мысли об этой смазливой девице, тем самым придя в дурное расположение духа. Он спустился вниз и велел Степану подать ему кофе в кабинет. Затем сел за письменный стол и решил заняться делами. Он взялся за бумаги и в этот момент заметил, что одет в камзол и панталоны синего цвета. Поняв, что из нескольких дюжин он невольно выбрал именно этот, что цветом напоминал глаза француженки, Невинский выругался, окончательно потеряв мирное настроение. Следующие полчаса прошли в таких же сумбурных мыслях, и за все утро он не прочитал ни одной бумаги до конца, отчего-то то и дело смотрел на дверь, ожидая прихода Мари де Блон.
И вот теперь она сидела напротив него, такая тихая и невозможно красивая. А Михаил, который всегда славился своим умением открыто разговаривать с любым человеком, не смущаясь и не опуская взор, сейчас чувствовал странное смущение и опасался показать девушке свое взвинченное состояние. У него вновь возникло сильное желание отказать француженке от места, но тут же его существо взбунтовалось против этого шага. Михаил прекрасно понимал, что прогнать из своего дома эту девушку значило бы причинить страдания и тому несчастному мальчику, который был ее сыном. Он вдруг подумал о том, что после того, как выгонит эту невероятно смазливую девицу, он, возможно, обречет ее саму и ее сына на голодное существование. Это вытеснило из головы Михаила неприятные мысли о том, что ей совсем не место в его особняке.
— Мадам Мари, — произнес по-русски Невинский и внимательно, холодно посмотрел на девушку. — Могу я вас так называть, сударыня?
— Можно просто Мари, Михаил Александрович, — поправила его Маша, зная, что у французов нет отчества.
— Тогда я буду звать вас Мари. Вы не возражаете? — спросил он тоном, который не предполагал возражений.
— Нет, — кивнула она.
— Так, — продолжил Невинский. — Я все обдумал и решил. Как я вчера и сказал — вы можете остаться в моем доме гувернанткой. Но я даю вам месяц испытательного сроку. Если по прошествии этого времени вы не докажете мне, что знаете хорошо географию, или я буду не удовлетворен тем, как вы занимаетесь моими детьми, вы покинете этот дом. Таковы мои условия.
— Я прекрасно понимаю вас, Михаил Александрович, — кивнула Маша взволнованно, понимая, что за месяц ей во что бы то ни стало надо выучить эту непростую географию, завоевать расположение детей Невинского и, конечно же, не рассердить его самого.
— Удивительно, но сегодня вы говорите по-русски намного лучше, чем вчера, — заметил вдруг Невинский.
Опешив, Маша опустила глаза, понимая, что за своим волнением совсем позабыла о необходимости говорить с акцентом. Но в ее голову тут же пришел спасительный ответ:
— Вчера мы допоздна говорили с Прасковьей Дмитриевной на кухне. И после разговоров с нею мне стало проще изъясняться на вашем языке.
— Я рад, что вы делаете успехи, — подозрительно прищурив глаза, заметил Михаил. И добавил: — Надеюсь, изучение географии пойдет у вас так же быстро. — Невинский помолчал и изучающе прошелся взглядом по девушке. — Моя жена умерла три года назад. Мне некогда заниматься с детьми, потому я нуждаюсь в человеке, который мог бы не только заниматься с ними науками, но и присматривать за ними все время. Вы понимаете?
— Да, конечно, — кивнула Маша.
— Наташе пять лет, Коле тринадцать. Так вот. В ваши обязанности будет входить уход за детьми, прогулки с ними, занятия науками и другое, связанное с их воспитанием. Вы будете есть с нами за одним столом, тем самым контролировать поведение детей за трапезой. Я не могу обещать, что у вас будут свободные дни. Возможно, я смогу заниматься детьми сам по воскресеньям после обеда, но не более. Это время вы сможете уделить себе. Но не более полудня. Жалованье ваше будет составлять двадцать четыре рубля, — он чуть замялся и внимательно посмотрел на нее. — Вы согласны со всем, что я сказал?