Шрифт:
Закладка:
Сотни пепельниц стояли в окружении кусков пепла, похожих на мух. В конце концов, наш друг упал на колени, чтобы поблагодарить друзей за «все превосходные подарки»; я ощутил, что мне здесь явно не место, так как не знал, что это была просьба принести их. Я чувствую себя немного лучше. Остроумный ответ: следующим утром. Прошу прощения, мне не следовало упоминать о помолвках и невестах. Тем не менее, я уверен, что это нужно было сделать. Писатели лучше раскрывают свой талант, если у них есть простор для мыслей.
У меня с собой ваше письмо. Вы правы, ваш последний спор с подругой в кафетерии на станции Лайм-Стрит с голыми столами, скомканными пакетами и кем-то рядом, пытающимся не слушать — никогда не выйдет в печать, даже если это случилось лично с вами, они обязательно закричат, что Грэм Грин был здесь первым. А затем её крик сквозь дождь: «я люблю тебя», прежде чем мать оттащила её от окна, — да, это очень трогательно, но вам придётся переписать этот эпизод, прежде чем это можно будет опубликовать. Анализируем далее: вы говорите о той другой девушке, в панике выбегающей из населённой призраками Библиотеки Хорнби. Это, конечно, звучит многообещающе. Вы собираетесь провести в ней всю ночь? Я многое бы отдал ради подлинного сверхъестественного опыта.
На той вечеринке был один идиот, который хотел знать, чем я занимаюсь. Страшилки пишу, ответил я. Надо было видеть, как он побледнел.
— Зачем вы всё это сочиняете? — спросил он так, словно застукал меня за ковырянием в носу.
— Ради денег, — сказал я. Молодая пара, проскользнувшая вдоль стены позади нас, рассмеялась. Отличная публика, подумал я. Без сомнения, если бы я сказал, что не шучу, они расхохотались бы ещё громче.
— Ну, а серьёзно, — заявил этот бедняга в духе Ф.Р. Ливиса (вы же не можете писать ради такой низменной цели, как деньги), — разве вы не согласны, что писатель — это своего рода фигура Христа, который страдает вместо читателя?
Держу пари, что больше всего он страдал из-за того, что менеджер из банка звонил ему по поводу овердрафта.
— А вам не кажется, что ужасная история выражает некий опыт? — возразил я. (Я тогда ещё не считал себя связанным со своими сочинениями).
— Вы хотите сказать, что верите в то, что пишете? — спросил он так, словно мы говорим про «Майн Кампф».
— Вы же не думаете, что я напишу что-то, во что не верю? — ответил я, тщательно подбирая слова. Молодая пара ушла, и представление закончилось. Тот парень тоже удалился, чтобы рассказать обо мне Бернарду.
По крайней мере, улицы были чистыми и пустынными. Замечательная девушка в квартире напротив. Мне следует опуститься на землю. По крайней мере, в постель. Завтра поработаю над рассказом «Через зону колоссов», и схожу библиотеку.
С наилучшими пожеланиями.
Э.А.
Преисподняя: Самый Нижний Брайчестер, Фьорды:
14 июля 1967 года: позже
Уважаемый ДРК:
Обычно я не пишу дважды в день. Однако сегодняшние события слишком важны, чтобы игнорировать их.
Со мной произошло нечто необычное. Из этого, несомненно, сложится рассказ, так что простите мне этот первый черновик. Я верю, что вы им не воспользуетесь.
Сегодня, как и предполагалось, я посетил библиотеку. После прошлой ночи / сегодняшнего утра я чувствовал себя немного больным, это было мне наказание за вечеринку. В автобусе я пытался поработать над «Зоной колоссов», но мне не дали; вы должны знать, как это бывает. Половина пассажиров с визгами пыталась отбиться от летающей осы, а другая половина стоически сидела, выпуская табачный дым, который клубился в горячем воздухе. Я сидел рядом с каким-то насвистывающим дурачком, и мои мысли то и дело отвлекались на поиски слов, чтобы подогнать их под его мелодию и избавиться от неё. Не слишком удачное начало, но «Зона колоссов», была забыта, когда я вышел из библиотеки. Я не мог найти «Мы уходим из поля зрения», на полке в секции религии; в это время ещё какой-то кретин в старом пиджаке крутился возле полок, хватал книги и ставил их куда попало под свирепыми взглядами персонала библиотеки. Ещё кто-то воздвиг на одном из столов крепость из книг, и спрятавшись за ней, заполнял свой футбольный купон. Он явно проклинал меня за то, что я осматривал его баррикаду; я редко чувствовал себя так неловко, как тогда, когда он уставился на мою склонённую голову. Но нужная книга оказалась у него: «Мы уходим из поля зрения», под «Массой в замедленном движении», и «Руководством по католическому браку», а также «Личностью и сознанием», Грэма Фишера. Баррикада устояла, когда я вытянул самую нижнюю книгу в голубой обложке.
Столешница была пастельно-зеленой. В читальном зале было тепло и солнечно, хотя и немного душно. В дальнем конце, за кремовым столом, один из сотрудников рассказывал другим о своих приключениях на работе, о том, как его мучили старые дамы, умолявшие дать им то, что он называл «дешёвыми романами»; я мог бы сказать, что он смотрел на всю фантастику как на бедную родственницу нехудожественной литературы, как и все академические библиотекари — так они смотрят на наши сочинения. Дальше лавкрафтовских декораций не уйдешь, но ведь это и есть настоящее.
Я перевернул обложку книги, и она шлёпнулась на столешницу. Наступила тишина. Солнечный луч скользнул по полу, усиливая трещины. Затем страницы книги «Мы уходим из поля зрения», начали переворачиваться сами собой.
Сначала я подумал, что это из-за сквозняка. Когда вы сидите в яркой новой библиотеке среди книг и людей, вы не думаете о вероятности сверхъестественного. Когда читатель оставляет свои следы в книге (жевательная резинка на одной странице, дохлая муха на другой), трудно рассматривать её как привидение. И всё же я не мог оторвать глаз от этих движущихся страниц. Быстро промелькнуло посвящение («моим верным друзьям»), и на секунду, как будто мое зрение испортилось, я увидел дрожащие строки какого-то другого шрифта, как будто они накладывались на текст.
Страница перевернулась на следующий, чистый лист. Я протянул руку, но не смог заставить себя дотронуться до книги. Пока я пребывал в нерешительности, на чистом листе бумаги появились строчки.
ПОМОГИ МНЕ
Они резко выделялись на бумаге рядом с отпечатками пальцев