Я сделал безразличное лицо и махнул рукой:

— Охотничьи байки. Там синячок-то совсем незаметный был…

Мишка, паразит такой, при этих словах отвернулся, кусая губы, а остальные крайне недоверчиво фыркнули. Но вдаваться в объяснения я не стал (а то ведь потом заприкалывают, как будто сами в бубен ни разу ни получали) и, закурив папиросу, объявил:

— Выдвигаемся через двадцать минут. Поэтому сейчас — оправиться и проверить оружие. Всем, в том числе и водителям, полностью экипироваться.

Услыхав про то, что надо надевать разгрузку, Пучков возмутился:

— Я в этой сбруе за руль не помещусь!

Спокойно выпустив вверх струю дыма, я пресек бунт на корабле:

— Значит — будешь худеть! А то таким макаром ты скоро не то что за руль, а вообще в «ГАЗон» помещаться перестанешь, и станем мы тебя возить, как негабаритный груз — в кузове «додика».

Но потом, прикинув, что превратившемуся в здоровенного лося Геку действительно будет неудобно рулить, я сжалился:

— Ладно. Сам поведу.

Лешка, бурча себе под нос: «Куда уж худеть — и так живот к позвоночнику прилип», принялся напяливать на себя снарягу. Остальные, в том числе и я, стали облачаться «по-боевому». Оно, конечно, действительно неудобно вести машину, когда на тебе столько железа навешано, но придется потерпеть, так как мы выезжаем в такой район, где расслабляться вовсе не с руки. Макс, который изначально был экипирован как положено, глядя на нас, гордо фыркнул и полез осматривать пулемет, а ребята, одевшись, принялись сортировать оружие, перетаскивая часть одноразовых гранатометов из кузова «УльЗиСа» в «ГАЗ-67». Туда же положили и РПГ-3[39] с двумя сумками как кумулятивных, так и осколочных выстрелов. В машине сразу стало тесно, но в любом случае «граник»[40] пусть будет ближе к тому, кто лучше всех им умеет пользоваться. С одноразовых мы все шмаляли приблизительно одинаково, а по стрельбе из РПГ-3 Пучков неизменно был на первом месте, поэтому ему и карты в руки.

В общем, пока собирались, перешучивались, снаряжались, время пролетело незаметно и, глянув на часы, я покачал головой:

— Оборзел, салага! Уже почти полчаса прошло… Змей, ну-ка дуй к связистам и тащи этого копушу сюда!

Но Женька не успел отойти несколько шагов от машины, как появился какой-то взъерошенный Искалиев. Глядя на его бег, а точнее увидев лицо подчиненного, я удивился:

— Чего это с ним приключилось?

Вопрос был риторический, поэтому никто отвечать не стал, зато подбежавший Жан, переводя дыхание, выпалил:

— Товарищ командир! Товарищи! Только что в сводке сказали, что начался штурм Берлина!

Я подпрыгнул:

— Да ну?! Что еще говорили?

Даурен, лихорадочно блестя глазами, продолжил:

— Сказали, что в городе антифашисты начали восстание, а наши войска сразу нанесли удар! За первые часы наступления захвачены пригороды и передовые части, заняли Тигель, Витенау и Силезский вокзал. А на севере — Фалькензее и Лагердеребиц. Еще захвачены районы Глин-нике, Любарс, Бланкенфельде, Розентальб… — Жан судорожно вздохнул и продолжил: — Там диктор долго перечислял. Сказал еще, что удары были нанесены сразу со всех сторон, и про стремительное продвижение наших войск. Сказал, что немцы массово сдаются в плен. Мол, за первые часы операции было захвачено около пятнадцати тысяч пленных!

Марат хмыкнул:

— Интересно, кто их посчитать успел? И вообще — откуда в Берлине антифашистам взяться? Эсэса там до черта и больше. Зенитчиков тоже хватает. Пехоты и фольксштурма — выше крыши… А про антифашистов я не слышал. Или это гестаповцы решили быстренько в борцов с гитлеризмом перекраситься, чтобы жизнь себе сохранить? Суки!

Я, хорошо помня про «царскую морду», который под чужим именем действовал в Германии, возразил:

— Не скажи. Эсэсовцы, конечно, обрыбятся, а того же пехотинца, который оружие повернет против гитлеровцев, вполне можно антифашистом назвать. Вспомни, что в листовках, которые на Берлин скидывали, говорилось? Да и среди немецких генералов фанатиков не осталось. Они ведь отлично понимают, что все — война проиграна и дело за малым. Помощи ведь ждать неоткуда, так как северную группировку, считай, почти дожали.

Змей меня поддержал:

— Ага. Когда наши открыли коридоры для прохода мирных жителей и сдающихся солдат, аж пять генералов вышло добровольно. И солдат в общей сложности около тридцати пяти тысяч. Вышло бы гораздо больше, если бы эсэсманы не начали дезертиров пачками стрелять. Но все равно, получается — не зря стояли, блокировав город. Это же сколько жизней наших бойцов тем самым сберегли?

Пожевав губами, я прекратил дискуссию:

— Ладно, чего сейчас говорить — вечером все подробно узнаем. А сейчас — Макс, дай ЦУ водиле автобуса и по машинам! — Народ начал выполнять приказание, а я, поймав Искалиева за ремень разгрузки, спросил: — Ты запасные аккумуляторы взял? Хорошо! Тогда — рацию на прием и лови все, что услышишь! Что-то важное про Берлин начнут говорить, посигналите, а мы остановимся и послушаем. Понял?

— Так точно!

— Тогда — вперед.

Подтолкнув Жана и чувствуя в горле какой-то комок от радостного возбуждения, я уселся за руль и, оглянувшись на Мишку и Гека, которые уже расположились среди вороха гранатометов, подмигнул сидевшему рядом Шаху:

— Что, друже? Счет, можно сказать, на часы пошел?

— Скорее на дни. Фрицы там хорошо окопались…

— Да какая в жопу разница?! Как бы они там ни брыкались, штурм долго не продлится! Вот поверь моим словам, дней через пять, к десятому сентября, все закончится.

Марат как-то несмело улыбнулся:

— Знаешь, командир, я только за…

— Вот и добре. А вернемся — всех на фиг пошлем и в штаб фронта поедем. Из сводок толком ничего не понять, а там подробно узнаем, что и как!

После чего, врубив передачу, надавил на газ.

Пока мужики обсуждали эти, без сомнения, потрясающие новости, я обдумывал, что и как сейчас могло происходить в Берлине. Обдумывал, исходя из имеющихся