Шрифт:
Закладка:
Где- то извне раздался какой-то звук, не сразу поняла, что это покашливание. Герман медленно меня отпустил, но взгляда не отвел. В черных глазах искрился свет.
— Вижу, у вас все хорошо, ребята, — нервно усмехнулась Диана и вцепилась в пирожное, которое на тарелке принес официант.
Герман не ответил, я засмущалась и позволила себе уткнуться лбом в его шею. И тут же ощутила его губы на своей макушке.
— Ладно, я, пожалуй, пойду, — голос Дианы заглушил скрип отодвигаемого стула. — В общем, я рада за вас. Созвонимся, Кора!
Герман по-прежнему обнимал меня, Диана не решилась подойти ко мне и поцеловать на прощание. Я лишь беспомощно наблюдала, как она положила на стол купюру и рванула на всей скорости к выходу.
— Сбежала, — я грустно вздохнула. — Но так здорово, что мы встретились, жаль, что мало.
Герман явно не разделял мои чувства.
— Сообразила, что надо уходить. Не дура.
Я легонько отпихнула от себя этого правдоруба.
— Мне кажется, ей было неловко от нашего поцелуя. Я не хотела ее смущать.
— А тебе? Было неловко?
Наверное, я никогда не научусь спокойно выдерживать его взгляд. Может, не так боюсь как раньше, но мурашки по спине каждый раз бегают.
— Неловко? Нет… Просто неожиданно.
Я схватилась за чашку с остывшим американо как будто в ней было мое спасение.
— Я хотел, чтобы она ушла, — равнодушно произнес Герман. — Не буду тебя ни с кем делить, даже с твоей бойкой подружкой.
— И не дели, — я набралась храбрости и смело посмотрела в его черные глаза.
— Твой человек, значит, — тихо прошептал он мне на ухо, когда я уже думала, что он не станет говорить о моем признании. — Любишь меня?
Если б могла, трусливо сбежала бы, не раздумывая. Только бы не сгорать под его взглядом.
— Так любишь? — он ждал и я по глазам его поняла, что будет ждать моего ответа. Измором возьмет, но вырвет признание. На языке крутилась детская отмазка: «А ты?».
— Тебя разве удивит, если я скажу «да»? — голос не слушался меня, стал сиплым и каким-то грубым. — Ты же слышал, что я сказала Диане. Да и без этого, разве не ясно?
Тугодум несчастный!
В его глазах мелькнуло… изумление, потом растерянность и… боль.
Я испугалась, когда он, не отводя взгляда, прошептал мне в губы:
— Режешь меня без ножа!
— Что? — теперь уже я растерялась. И так обидно стало — я хоть и не признавалась себе, но так надеялась на его «Я тебя люблю».
— Ты… Кора, я по-прежнему не лучший для тебя вариант. Я хочу, чтобы ты это понимала.
— Ты меня любишь? Просто скажи — да или нет. И не тебе решать, какой ты там вариант, я тут не задачки решаю, ясно?!
У меня брызнули слезы из глаз. Вот и не выдержала. Ну как так можно, а?! И если он сейчас еще скажет, что…
— Я люблю тебя, Кора.
Кора
Я тебя люблю, Кора.
Его слова как объятия убаюкивали, ласкали и… прожигали насквозь. Я не видела лица Германа, лишь темные неясные очертания — слезы застилали глаза. Не могла остановиться, из меня словно выходило все плохое, все мои сомнения, боль, переживания, моя неуверенность и мои страхи.
Я тебя люблю, Кора.
Четыре коротких слова, огромных как вселенная. Бесконечная черная вселенная с мерцающими яркими звездами.
— Тише, — Герман сгреб меня в охапку. Мне показалось, он и сам был взволнован. — Тише, малышка. Не плачь, я точно не стою твоих слез.
Он гладил меня по голове как маленького ребенка. И мне это… совсем не понравилось. Я вынырнула из его объятий, потянулась к бумажным салфеткам, лежащим на столе.
Не поднимая головы, чтобы не встречаться взглядом с Германом, я попыталась привести лицо в порядок. Наверное, я слишком суетилась, потому что очень скоро услышала напряженный голос.
— Я тебя так сильно расстроил?
— Ты стоишь всех моих слез! Ясно тебе? Всех до единой. — Я подняла на него глаза, скомкав в ладони влажную салфетку. — Не говори, пожалуйста, больше, что их не стоишь! И я давно не малышка, Герман. Ребенок на тебя до сих пор бы обижался. Ты отвергал меня и не раз. Малышка бы до сих пор сидела в Греции, а не рванула бы сюда тебя спасать, не зная даже, как ты вообще отреагируешь на мое появление.
Герман громко засмеялся. Я удивленно уставилась на него — никогда прежде я не слышала такого веселого хохота от такого мрачного и сдержанного парня.
— Как быстро меняются женщины, — наконец произнес он. — Стоит только сказать им, что любишь, как тут же оказываешься виноват во всем остальном. Прости меня. Прости за все неприятности, которые тебе доставил. И те, которые, наверняка, еще будут.
Теперь уже я крепко стиснула его в своих объятиях — на правах любимой девушки и счастливо вздохнула.
* * *
— И ты точно не полетишь с Севой в Самару? — я уже в третий раз, наверное, переспрашиваю. Никак не могу поверить, что он остался со мной, послал в лес все свои дела, и сейчас везет меня куда-то за город. В совершенно особенное, по его словам место.
— Он уже улетел без меня. Вместе с твоим отцом. Ты, кстати, не собираешься с ним повидаться?
— Нет, — после короткой паузы ответила я. Честно говоря, мне не хотелось сейчас думать о своей семье. Тот договор с папой, по которому я получила дедушкино наследство четко все прояснил между нами. — Моя семья осталась в Греции. Я не представляю, о чем говорить с папой или с Гелей. Ну разве что поздравить Аделину со скорым рождением ребенка…
Мысли от сестры невольно перекинулись на ее мужа. Я пыталась гнать их прочь, ведь что может быть важнее признания Германа в любви? Мы с ним вместе, потому что любим друг друга и он отложил все дела, чтобы провести со мной этот день. А может, и много больше… И тем не менее, что— то внутри гложило меня, не давало на все сто насладиться своим счастьем.
Даниз.
— Ты не выяснил, как Даниз и Сева появились в больнице? — осторожно спросила я, когда мы уже свернули с трассы на двухполосную дорогу. — И откуда у Аделины было то фото, ну, где ты со своей подругой? Гекатой, кажется?
Я оглянулась назад — за нами ехали две черные машины, которые теперь повсюду сопровождали Германа, еще одна ехала впереди нас. Больше никого.
— Выяснил, — коротко ответил он. — Хочешь знать подробности?
— Разумеется! Ты разговаривал с Данизом?
— И с ним тоже, — сдержанно ответил Герман. — Он случайно, по его словам, увидел меня и Катьку, когда она приезжала в Москву. Понимаешь, мои братья мало что знали о моей частной жизни, я никогда их не знакомил ни с кем, поэтому увидев меня с незнакомой женщиной, Даниз сделал несколько снимков.
