Хочу войти вот именно так, в податливую, текущую и раскрытую. С затуманенным расфокусированным взглядом и покрасневшими от всего происходящего щеками.

Но в последний момент установки все же срабатывают.

Я с рычанием сцепляю зубы и дергаю ее, переворачивая к себе спиной. Рывком ставлю на четвереньки.

— Выгнись, — командую я и кладу ладони ей на лопатки.

Начинаю постепенно продавливать.

— Попой кверху выгнись, не зажимайся. И ноги шире раздвинь.

Она дергается, но я не разрешаю ей отстраниться.

Ставлю ее, как мне удобно, прогибая, максимально раскрывая для себя и жестко ломая, к херам, ее сопротивление.

— Я уже видел все, если что, — произношу, вызывая этими словами очередной приступ паники у Бельчонка.

И тут же заглушаю его поцелуями ее спины, поглаживаниями и ласками, от которых сам едва не кончаю.

Блядь.

— Постой пару секунд спокойно, больно не будет, — хрипло произношу я.

Подставляю к ее складочкам член и начинаю водить по ним головкой, не вдалбливаясь сразу, чтобы снова немного ее успокоить.

— Я медленно, окей? Если станет некомфортно, ты мне скажешь, и я сразу прекращу.

Дожидаюсь, когда слабо кивнет и начинаю осторожно в нее входить. Наконец-то, блядь, снова входить в нее.

Прекрасно отдавая себе отчет, что так хорошо, так охуенно кайфово мне сейчас только потому, что это она, моя бесячая скромница Бельчонок.

***

— Гордей, — стонет Арина, когда я медленно ввожу в нее на всю длину, растягивая, загоняя по самые яйца.

Замираю и даю немного привыкнуть.

Меня же в этот момент… От одного только факта обладания ею, всего коротит и пронизывает насквозь высокомощным электрическим разрядом.

— Не больно? — спрашиваю я, поглаживая ее ягодицы.

— Нет…

— Хорошо.

Толкаюсь, возбуждаясь сильнее от созерцания ее оттопыренной попки и раздвинутых передо мной ножек.

Собираю ее волосы в хвост и перекидываю его на одно из плеч, провожу ладонями по ее выгнутой обнаженной спине.

Понимаю, что нестерпимо хочу ее целовать.

Во всем этом сверхчувствительном коктейле, намешанном из боли, тоски и похоти, мне недостает ее лица, губ и глаз.

Ее выразительных бездонных глаз, направленных прямо на меня.

— Гордей, я бы хотела… если можно… лучше… к тебе лицом…

— Ни к чему.

А сам, блядь, тоже, пиздец, как этого хочу.

Придурок.

Выеби уже и успокойся. А потом проводи ее до номера, вернись и тупо завались спать, вторые сутки ты уже без сна из-за нее.

Но отчего-то успокоиться и просто тупо ебать я все никак не могу.

Тянусь за подушкой и, продолжая находиться в ней, подсовываю ту на манер валика под нижнюю часть ее живота. Так ей легче будет расслабиться окончательно.

Снова надавливаю на спину, заставляя облокотиться, практически плашмя распластаться на постели.

Наваливаюсь сверху и накрываю ее собой, частично удерживая вес на руках.

Трусь носом о ее позвонки, покрываю поцелуями лопатки. И продолжаю. То неторопливо, то слегка ускоряясь, вбиваюсь и двигаюсь в ней.

— Аринка, блядь… как же мне хорошо с тобой, как же я тебя…, - бормочу я в надежде, что она не разберет, не услышит, не поймет…

Утыкаюсь в волосы, вбираю в себя ее аромат и беру, снова ее беру, вдалбливаясь в нее и подчиняя.

Она стонет, уже не сдерживаясь, и тогда я проскальзываю рукой между нашими телами и надавливаю на горошину клитора.

Ее тело реагирует мгновенно и сжимается в долгих конвульсиях ее сладкого, пьянящего оргазма.

Я кончаю почти сразу за ней, вытащив в последний момент и слегка пачкая спермой ее попу и поясницу.

Снова ложусь на нее. Прячу лицо, зарываясь носом в ее волосы и рычу, вбираю, дышу.

Мы дышим вместе, и я позволяю себе насладиться ее близостью на несколько коротких, но таких до зарезу необходимых мне мгновений.

А потом включаю автомат, заточенный на выполнении привычных заученных движений.

Откатиться, сесть к ней спиной, натянуть на себя штаны.

Встать и отойти от кровати.

Взять с подоконника сигареты с зажигалкой, прикурить, затянуться и начать пялиться в окно.

— Гордей, — слышу тихое, долетающее до меня с постели.

— Иди в душ, потом я провожу тебя до номера, — говорю я, не оборачиваясь и медленно выпускаю дым в приоткрытое окно.

Снова затягиваюсь.

Привычка, которая появилась у меня после разрыва с Бельчонком, едва я только вышел из больницы.

Три недели вынужденного постельного режима действовали на меня угнетающе. Я задыхался в четырех стенах, медленно сходя с ума и не зная, чем себя занять. Сдохнуть было для меня в тот момент предпочтительней всего.

Бросать не пробовал, потому что пока не видел в этом необходимости.

— Гордей, я…, - вздрагиваю, потому что голос Бельчонка становится намного ближе.

Застываю без движения.

— Я… можно, я не стану возвращаться к себе, а переночую у тебя?

— Нет, нельзя, — выдаю резче, чем рассчитывал.

Однозначное, блядь, категорическое нет.

— Пожалуйста.

Вздрагиваю, потому что она подходит ближе. Прислоняется щекой к позвоночнику, а ее руки скользят и обвивают меня со спины.

Что за… хуйню она вытворяет?

— Я же сказал, нет, — бросаю зло, вкладывая в этот ответ все свои усилия.

На то, чтобы оттолкнуть физически, ресурсов уже не остается.

Слишком много дней и ночей в прошлом я провел в мечтах о чем-то подобном.

— Пожалуйста, — просит Арина, и от ее дыхания по позвоночнику пробегают табуны мурашек.

— Не хочешь в душ, окей. Одевайся и я тебя провожу, — произношу медленно, отчеканивая каждое слово и не рискуя, ни за что не собираясь к ней поворачиваться.

Арина ведет ладонями по плечам и вдруг начинает покрывать спину легкими невесомыми поцелуями.

Мышцы напрягаются, в груди начинает щемить.

— Я же сказал…

— Но я хочу…

— Нельзя…

— Почему?

— Потому что, блядь.

Видимо поднимается на цыпочки, потому что поцелуи переходят на заднюю сторону шеи.

Это пиздец, как приятно и волнительно. Нирвана. Космос просто, когда в ее исполнении.

— Гордей, пожалуйста. Мы… могли бы тогда еще… еще раз. Если тебе вдруг захочется.

Если вдруг захочется?

От ее несмелых и скромных поцелуев я завожусь больше, чем если бы любая другая девка отсасывала мне или дрочила.

До душа не дошел, а уже снова отсвечиваю перед ней стояком.

— Гордей…

— Стой, где стоишь, — предупреждаю я, потому что не железный и нервы далеко не стальные, закаленные в боях, канаты. Меня уносит и закручивает в ее нежных ласках до предела.

Она не слушается.

Подныривает под руку, протискивается между мной и подоконником, выпрямляется и обвивает меня руками.

— Мне бы хотелось хоть немного с тобой побыть, не прогоняй, — шепчет она, пытаясь заглянуть мне в глаза, а меня начинает штормить круче и