Шрифт:
Закладка:
– Понимаю.
– Я прочитал кучу таких стихов, и вдруг одно запало мне в душу. Я помню его по сей день. Собственно говоря, это не поэзия. Я хочу сказать, там нет рифмы, но оно вернуло меня туда, где я жил раньше.
Мне выпал жребий жить внутри страны
Вдали от шумного прибоя
И от кричащих чаек. И я,
Который с младенчества внимал голосу моря,
Должен слушать журчание реки
В зеленых полях
И голоса птичек, сплетничающих
В ветвях деревьев.
Понимаете, я вырос возле Мер-Харбор, у моря, и никак не привыкну жить вдали от него. Чувствуешь себя запертым со всех сторон, задыхаешься. Только я никогда не мог найти слова, чтобы выразить это, пока не прочел те стихи. Я отлично понимаю, что чувствовал этот парень. «Сплетничающие птички!»
Презрительная насмешка и раздражение в голосе Роджерса позабавили Гранта, но потом одна мысль позабавила его еще больше, и он расхохотался.
– Что смешного? – спросил Роджерс, как бы становясь в позу обороняющегося.
– Просто я подумал, как потрясены были бы авторы детективных романов при виде двух инспекторов полиции, сидящих на стволе ивы и читающих друг другу стихи.
– А, эти! – произнес Роджерс тоном, за которым в простонародных кругах обычно следует плевок. – А вы читаете когда-нибудь такие вещи?
– Да. Время от времени.
– У моего сержанта это хобби. Коллекционирует завывания. Его рекорд – девяносто два в одной книге. Она называется «Боги приходят на помощь». Написала ее какая-то женщина. – Роджерс замолчал, внимательно уставился вдаль и добавил: – Вон там идет женщина. Ведет велосипед.
Грант поднял глаза и произнес:
– Это не женщина. Это богиня, спешащая на помощь.
То была неукротимая Марта, с термосом кофе и сэндвичами на всех.
– Не могла придумать другого способа отвезти все, только велосипед, – объяснила она, – но это трудно, потому что большинство ворот не открывается.
– И как же вы прошли?
– Я разгружала велосипед, перекидывала его через ограду и на другой стороне снова нагружала.
– Дух, который создал Империю.
– Может, и так, но на обратном пути пусть Томми пойдет со мной и поможет.
– Конечно пойду, мисс Халлард, – сказал Томми с набитым сэндвичем ртом.
С реки пришли рабочие и были представлены Марте. Гранту забавно было видеть camaraderie[28] со стороны тех, кто никогда не слышал о Марте, и почтительное обращение тех, кто слышал.
– Кажется, новость просочилась, – объявила Марта. – Мне позвонил Тоби и спросил, правда ли, что реку снова тралят.
– Вы не сказали ему – почему?
– Нет, не сказала, – ответила она, и ее лицо слегка побледнело при воспоминании о ботинке.
К двум часам вокруг них собралось уже много зрителей, к трем берег стал похож на ярмарку, а местный констебль делал доблестные попытки сохранять хоть какой-то порядок.
К половине четвертого реку протралили почти до самого Сэлкотта, но так ничего и не нашли. Грант отправился обратно в Милл-хаус и обнаружил там Уолтера Уитмора.
– Очень любезно с вашей стороны, что вы сообщили нам, инспектор, – сказал Уолтер. – Мне бы следовало пойти на реку, но я никак не мог.
– В этом не было ни малейшей необходимости.
– Марта объяснила, что к вечернему чаю вы придете сюда, вот я и решил подождать. Есть… результаты?
– Пока нет.
– Почему вы спрашивали о ботинках сегодня утром?
– Потому что тот, что найден, застегнут. Мне хотелось знать, снимал ли обычно Сирл ботинки, не расстегивая. Похоже, он всегда расстегивал пряжку.
– Тогда почему… как мог ботинок оказаться застегнутым?
– Либо пряжку присосало течением, либо он сбросил ботинок, чтобы легче было плыть.
– Понимаю, – мрачно протянул Уолтер.
Он отказался от чая и ушел. При этом вид у него был более растерянный, чем когда-либо.
– Мне бы так хотелось посочувствовать ему, но не могу, – проговорила Марта. – Китайский или индийский?
Грант выпил три большие чашки обжигающе горячего чая («Страшно вредно для вашего желудка!» – заметила Марта) и начал снова ощущать себя человеком, когда позвонил Уильямс.
Докладывать, несмотря на приложенные Уильямсом старания, было почти не о чем. Мисс Сирл не любила своего кузена и не стеснялась в этом признаться. Она тоже была американкой, но они родились в разных концах Соединенных Штатов и познакомились только взрослыми. Похоже, они тут же поссорились. Когда Сирл приезжал в Англию, он иногда звонил ей, но в этот раз не звонил. Она и не знала, что он в Англии.
Уильямс спросил, не уезжала ли она из дома и не думает ли, что Сирл, может быть, приходил или звонил, но не заставал ее. Она сказала, что ездила в горы, в Шотландию, рисовать и что Сирл, возможно, приходил несколько раз, а она об этом не знала. Когда ее нет, студия пуста и никто не подходит к телефону.
– А картины вы видели? – спросил Грант.
– О да. Там все увешано ими.
– Какие они?
– Очень похоже на Шотландию.
– Традиционные?
– Не знаю. Главным образом Западный Сатерленд и Скай.
– А что о его друзьях в Англии?
– Она удивилась, услышав, что у него вообще где-то есть друзья.
– Она не высказала предположения, что он темная личность?
– Нет, сэр. Ничего похожего.
– И она не может придумать причину, почему бы он мог неожиданно исчезнуть и куда?
– Нет, не может. Родных у него нет, это она мне сказала. Родители, очевидно, умерли, а он был единственным ребенком. О его друзьях она, похоже, ничего не знает. Во всяком случае, то, что он говорил, будто у него в Англии есть только кузина, – правда.
– Ладно, большое спасибо, Уильямс. Я совсем забыл спросить вас сегодня утром – вы нашли Бенни?
– Бенни? О да. С легкостью.
– И он орал?
Грант услышал, как Уильямс рассмеялся.
– Нет. На этот раз он придумал кое-что другое. Он притворился, будто упал в обморок.
– А что это ему дало?
– Это дало ему три бренди и завоевало симпатии большинства присутствующих. Наверное, не нужно говорить, что мы были в пабе. После второго бренди он начал приходить в себя и так стонать, что его преследуют, – что ему дали третью рюмку. Я был очень непопулярен.
Грант счел последнюю фразу прекрасным примером преуменьшения.
– К счастью, это был вест-эндский паб, – сказал Уильямс. В переводе это должно было означать, что не было серьезных попыток помешать ему выполнить свои обязанности.
– Он согласился поехать с
