— То есть, левитация — ступеньки из воздуха? — дошло до меня.

— Ну да, а ты думал… антигравитация какая? — ехидно уточнил Анас.

— Думал — да. А телекинез не из той же оперы?

— Совсем из другой. Ты придаёшь… энергетический импульс объекту.

— А себе нельзя разве?

— Можно, но нерационально. И… ну например чуть-чуть, незаметно, промахнёшься.

— Например?

— Печень ускоришь. Только её.

— Нахрен надо, — поёжился я.

— Вот-вот. Мистицизм — не боевая школа, если разобраться. А именно школа наблюдения, изучения и оперирования — не боевого, а ремесленного.

— И зарядка батареек для зачарования. Беру, — кивнул я.

— Вот счастья-то привалило, — ехидствовал некрохрыч. — Ладно, с направлениями определились. И завтра будем заниматься, — указал он на темноту за окном. — Пожри и спи.

— Уговорил, — согласился я.

И завалился спать. Проснулся ещё в темноте, сгрыз кусок сыра, задумался. В принципе, для магической практики гостиничный нумер — не самое лучшее место. И вообще, этот пансион без пожрать, хотя, вроде бы недорого… Посмотрим, сейчас пойду-ка в пригород, позанимаемся с Анасом, а дальше похожу по Балморе, посмотрю, заключил я.

И направился к выходу, с некоторым азартом аккуратно взявшись за дверь. Дело в том, что пару раз воспользовавшись этим аксессуаром номера, я убедился, что скрипит эта дверь запредельно громко. Как специально делали, оглушительно и противно.

А сейчас темно. Я, конечно, сволочь и вообще данмер, но будить адовым скрипом народ — не сволочизм, а запредельное и бессмысленное гадство. Ну и просто интересно, смогу ли я этот скрипогенератор тихо открыть. И вот, аккуратненько приподняв, стал я дверь приоткрывать. И замер, насторожив ухи:

— …закупился в книжной лавке Форуса, взял еды на день. Не выходит, не шумит. Учёный или что-то такое, господин, — говорила хозяйка пансиона.

— Учёный или студиоз. Не слишком полезно, но ты присматривай. Может, найдём ему применение, — послышался второй голос, мужской и тише.

— Слушаю, господин. Силы Императору!

— Слава Империи!

После этого раздался стук двери. А я, аккуратно притворив дверь, аккуратно присел на кровать. И призадумался.

Хозяйка какому-то ымперцу про меня докладала. Ну, так бы вроде и хрен с ним, ничего не знает и вообще. Но вот это “найдём применение” — бесит! Хамло какое! Что он или там это империя МНЕ сделала, чтоб меня где-то “применять”?

Так, ну злобствовать можно долго, даже Анаса призвать и пожаловаться на свои тяжкие душевные травмы. А смысл? Если подумать головой, то просто не нужно продлевать аренду. Эти казлы имперские, в край охреневшие, просто учли, что есть такой я. Не более и не менее. А я просто из области их наблюдения исчезну. Хочется, конечно, поглумиться по-садистски, в глазёнки их тонтон-макутские выложить всё, что я про них думаю… Но нахрена?

И с Анасом тут, в данном, конкретном случае, советоваться — не вижу смысла. Менять место дислокации надо по-любому, а посоветоваться, в плане на какое — можно и на тренировке.

Так что собрал я пожитки и злорадно пнув дверь (последняя заскрипела совершенно невыносимо, вдобавок на этот скрип раздался пригушённый мат на три голоса из других номеров), громко топая, спустился вниз.

— В руках Девяти ваше утро, — выдала Маласа.

— С чем их и поздравляю, — широко улыбнулся я. — Пусть забирают, не жалко. Прощайте, госпожа Маласа.

— Вам не понравился пансион?

— Мне не понравились соседи. В вашей комнате тьма тьмущая каких-то поганых насекомых! — возмущенно соврал я.

— Но… как же? Не может быть… — растерянно захлопала стукачка глазами.

— Ничего не знаю, спать не давали, паразитировать на мне пытались! Жить с такими в одном доме — неприемлемо! — рявкнул я, выходя и захлопывая за собой дверь.

И, в предрассветных сумерках потопал вдоль реки, тихонько хихикая. В общем — не так уж и соврал.

Прошёлся вдоль реки до пригорода. Полюбовался на тройку гигантских блох в отдалении — как на них перемещаются, чтоб не в кашу, всё равно не понимаю!

Ну и выбрал на бережку более-менее спокойное и свободное место, призвав духа. Тот явился, деловито облетел округу, вернулся ко мне, упёр дохлые руки в дохлые бока, вопросив:

— И нахрена мы тут, Рарил?

— Тренироваться, — миролюбиво ответил я.

— Мы мистицизмом собирались заниматься, — напомнил мертвечина.

— Я помню, — погордился я замечательной памятью.

— Первое из используемых учениками заклинание школы Мистицизма — “вижу живое”, — занудным тоном выдал Анас.

— А тут живого мало? — отпарировал я. — И, кстати, а как это с оперированием всякими энергиями связано?

— Напрямую. Чтобы оперировать “всякими энергиями”, нужно разбираться, чем оперируешь. В данном случае — видеть. И развитие зрения при практике — непременное условие! И живого тут хватает, — признал некрохрыч. — Но что за нездоровый трудоголизм? Какого даэдра ты попёрся за город?!

— С тобой в романтической обстановке пообщаться, — огрызнулся я, а пока Анас щёлкал призрачным клювом, продолжил. — Ты же слышал, что эта стукачка пансионная какому-то имперцу докладывала.

— Ну да. И что? — пожал призрачными плечами мертвечина.

— Не хочу под их присмотром жить!

— Не хочешь — живи без присмотра, — махнул костяшкой некрохрыч. — Денег, вроде, хватает. Сколько, кстати? — заинтересовался он.

— Не знаю, — признался я.

— Бестолочь!

— Но шесть сотен, не меньше! Может, больше…

— Вот я и говорю — бестолочь! Будешь возвращаться — посмотри дома поприличнее на окраине. Может, сдаёт кто, а на природе и вправду тренироваться проще. Виденье — фигня, а вот зачарование точно лучше тут.

— А почему?

— А потому, что у тебя основная школа — разрушение! А тут хоть убежать есть куда, если ты своими кривыми руками сотворишь огненную бомбу!

— Аргумент, — признал я. — Ладно, давай заниматься.

— Слушай.

Попарил мне некрохрыч мозг, хорошо без философии, ну, почти. И стал я таращиться, пучить очи и вообще пыжиться. Мертвечина мои праведные усилия неконструктивно критиковала, даже стебалась противно.

Но я его дохлую персону игнорировал, очи исправно пучил, вглядываясь, желая увидеть. И часика через три увидел. Точнее, зрение залили жёлтые, зелёные, синие, красные и даже такие, для которых нет названий, светящиеся пятна.

— …с такими выпученными глазами… — изгалялась мертвечина. — Ты