Шрифт:
Закладка:
— Эленька, когда мы с твоим папой встречались, я очень его любила! Говорила твоей бабушке, что «атомная бомба разорвётся, я всё равно пойду на свидание с Володей». Однажды мы проверяли наши чувства — месяц не виделись. Извелась же я за это время — так боялась, что он встретит другую. Но нет — в последний день прибежал к дому и кричит под окнами: «Всё, Соня, месяц закончился, выходи!».
Эля уже много раз слышала эту историю, но именно сейчас по-новому прочувствовала её, и на глаза навернулись слёзы.
— Весь этот месяц, — продолжала мама, — я писала ему письма. Не отправляла, просто не могла сдержать своих чувств. Иногда, когда у нас что-то идёт не так, я их перечитываю — и опять понимаю, за что я его любила и люблю. У вашего поколения по-другому — телефоны, мессенджеры, всё мгновенно и мимолётно — но внутри люди не меняются. Мне кажется, чувства Алексея к тебе искренние. Если ему больно, и он не хочет с тобой разговаривать, напиши ему письмо.
— Как Татьяна — Евгению Онегину? — улыбнулась Эля.
— Это ужасно старомодно, я знаю. Послушай меня, попробуй разобраться в себе и написать ему честно и прямо. Если Алексей по-настоящему любит тебя — он поймёт и простит.
— Спасибо, мама! Ты всегда умеешь сказать то, что мне нужно.
Идея письма захватила Элю. В личном разговоре она не могла сдержать эмоций — нервничала, горячилась, боялась откровенности. На бумаге можно обдумать свои слова и привести весь сумбур мыслей и чувств в порядок. Она не оставит ничего недосказанным — для себя и для Лёшека. А дальше — уж как он решит.
Когда Эля приехала к себе в офис, молоденькая секретарша, Света, чуть не плача, рассказала ей о мерзких звонках и сообщениях, которыми их завалили за последние дни. Клиентам было тяжело пробиться, и некоторые из них даже забрали свои заказы. Девушка была так рада приходу Эли — теперь всё войдёт в норму.
Достав лист клиентов, Эля позвонила каждому — объясняла, обещала, очаровывала — и ей удалось остановить кровотечение. Бизнес понесёт ущерб, но вытянет. На звонки ушёл почти весь день. Наконец, переговорив с последним, Эля устало откинулась в кресле и закрыла глаза. Что написать Лёшеку? Она обдумает это дома. Сейчас — новый адвокат.
Просмотрев биографии тех, что позвонили ей домой, Эля выбрала одного с опытом защиты женщин в нескольких громких делах. Она набрала номер и включила видео связь. Александр Васильевич — лет пятидесяти, уже совсем седой, с умными и живыми тёмными глазами, аккуратно подстриженными усами и бородкой клинышком — был рад её звонку.
— Я уже не надеялся, думал, вас кто-то другой уговорил. Поверьте, я очень хочу с вами работать.
— Почему? — спросила Эля.
— Когда я увидел полную запись заседания, меня поразила несправедливость того, что с вами произошло. У меня так же есть личные причины — ваша прежняя адвокат, Ксюша, часто вставляла мне палки в колёса.
Эле понравилась его откровенность.
— Вы полагаете, что сможете добиться мне опеки над Олей?
— Не могу ничего обещать, но шансы у вас хорошие. Давайте встретимся и всё обговорим лицом к лицу.
— Хорошо, завтра я подъеду к вам в офис.
Дома мама опять пыталась покормить дочку бульоном, но аппетита у Эли не было совсем. Она взяла забытые Олей школьную тетрадку и карандаш, и села к столу. Хотя привычнее было бы печатать на клавиатуре, это письмо ей хотелось написать от руки: она писала, перечёркивала, добавляла, опять правила. Высказать то, что переполняло её душу, оказалось так сложно!
Уже далеко за полночь, когда родители давно уснули, Эля решила, что выразила главное. Она аккуратно переписала свои слова на свежий листок бумаги, вложила в конверт и запечатала. Отправила письмо уже по дороге к адвокату. Теперь надо ждать, что ответит Лёшек.
Живьём Александр Васильевич оказался ещё более приятным, чем по телефону. На условиях сошлись сразу, и он взялся подать апелляционную жалобу, для которой, по его словам, было достаточно оснований. В какой-то момент он спросил:
— Эвелина Владимировна, вы продолжаете отношения с тем молодым человеком, эскортником?
— У нас никогда не было отношений, — ответила Эля. — Только одна ночь.
— А с его отцом?
— Извините, но это ведь не нужно для пересмотра?
— Всякое может понадобиться. Я хотел бы иметь полную картину.
— Между мной и Алексеем ничего больше нет, — эта правда отдалась в груди тупой болью.
Прошло несколько недель, но Лёшек не позвонил. Как он мог совсем не отреагировать на её письмо? Неужели она написала недостаточно искренне? Значит не поверил и не простил. Ей нужно снова научиться жить без него.
Зато часто звонил Александр — они быстро перешли на имена, без отчества. Начинал он всегда по делу, но потом разговор незаметно переходил на другие темы. С ним было необыкновенно интересно — он объездил полмира, много читал, повидал всякое. У них находилось всё больше общих увлечений и тем для беседы. Каждый раз, повесив трубку, Эля чувствовала себя спокойнее и увереннее.
— Представляете, Эля, — рассказывал он ей как-то очередную историю. — Я на спуске засмотрелся на необыкновенный вид гор, моря и водопадов — вам непременно надо съездить в Норвегию! А в самом низу холма — засада, полицейский с радаром. Ну он и влепил мне штраф на триста евро за превышение скорости на пятнадцать километров. Пришлось заплатить кредиткой там же, у дороги. Я ужасно разозлился, и поехал дальше со скоростью тридцать километров, или что-то вроде того. С севера на юг в этом месте идёт одна дорога — вся Норвегия начала скапливаться у меня за спиной. Полицейский как-то пробрался ко мне, остановил и начал кричать, что я всех задерживаю. Я его спрашиваю, есть ли минимальная скорость. Оказалось, что нет. Тогда я поехал дальше, всё так же медленно. В результате он мне деньги вернул, только бы я пробку не устраивал!
— Мне жалко тех, кто ехал за вами! — но Эля рассмеялась при мысли, что одна тащащаяся по дороге машина может остановить целую страну. — Как вам, Александр, такое в голову пришло!
— По наитию, наверно. Эля, вы знаете, — он внезапно заговорил серьёзно. — Пока я ваш адвокат, это не этично, но когда мы вернём вам опеку над Олей, и моя работа закончится, я очень надеюсь, что вы согласитесь поужинать со мной. Если захотите, то в Вене?
От неожиданности, Эля не знала, что ему