Шрифт:
Закладка:
Плотно облегающий чешую гравитолет в точности повторял форму длинного гибкого тела. Однако большие подвижные крылья, жестко прикрепленные как раз там, где находились чувствительные рудиментарные ласты, совершенно меняли облик змея, превращая его в невиданное крылатое чудовище, особенно устрашающее, когда на огромной скорости оно мчалось над поверхностью моря, оставляя за собой глубокий пенистый след.
Как и другие его собратья, Печальный дракон предпочитал этот древний способ передвижения всем остальным. Мчащийся с огромной скоростью гравитолет разогревался при трении о воздух, создавая прекрасные условия для длительных путешествий на сколь угодно большие расстояния. Чтобы аппарат не перегревался — достаточно сбавить скорость, если тело начинало зудеть от предохранительной мази — можно окупнуться в океане. Совершенно непригодный при исследовании материков, и мало помогающий в неподвижном состоянии, гравитационный аппарат оставался идеальным приспособлением для полета над морскими просторами. Конечно, имелась масса других механизмов, облегчающих передвижение: начиная с медлительных, как черепахи, громоздких танкеров с громадным запасом воды, источниками энергии и установками для обогрева резервуаров — чудовищные машины, появившиеся в те незапамятные времена, когда началось планомерное изучение суши и движения ледников, — и кончая современными гравитационными планетолетами, способными сквозь ледяную бездну космоса перенести змееящера в состояние анабиоза навстречу великому безжизненному теплу Первой или Второй планеты Солнечной системы. Однако, как и прежде, самым безотказным средством передвижения оставался морской гравитолет, испокон веков надежно служивший в далеких путешествиях за пределами Оазиса.
Печальный дракон летел низко над водой, распугивая чаек, альбатросов, фрегатов и разгоняя иногда встречавшиеся стада китов. Но когда вдали показался берег, он взмыл под самые облака и отыскал глазами пролив, отделявший Четвертое внутреннее море от океана. Отсюда до залива Встреч — напрямик полчаса лета. Там, в просторном бассейне, защищенном от шторма и акул мощные термические установки в течение всех времен года поддерживали заданный режим температуры, создавая вдали от привычного тепла крохотный клочок родного Оазиса, где можно было отдохнуть, переждать непогоду, но главное — спокойно и неторопливо поговорить с людьми. Несложное, но громоздкое акустическое устройство обеспечивало перевод мыслительных импульсов на человеческий язык.
Разумеется, любой змееящер умел переговорить с человеком путем прямой передачи мысли, но для большинства людей такой способ разговора был затруднителен, хотя и не совершенно неприемлем; зато драконы, у которых отсутствовали голосовые связки, вообще не могли научиться говорить членораздельно. Впрочем, потребность в непосредственных контактах возникала не так уж и часто; лишь в самых исключительных случаях, таких, например, как сейчас, змееящеры вылетали на встречу с людьми.
Печальный дракон плавно спарировал на неподвижную гладь залива, бесшумно сложил крылья и с высоко поднятой головой поплыл к берегу. Там, у самой кромки воды, сидел человек, но вовсе не тот, который был нужен змееящеру. Совсем еще молодой человек несомненно видел приближающегося змея, но, погруженный в какое-то занятие, казалось, не обращал на него никакого внимания.
Люди вообще не проявляли особенного интереса к змееящерам. Только дети, впервые увидев дракона, как правило, пугались непривычного вида и огромных размеров, да и то ненадолго и, скоро осмелев, старались подобраться как можно ближе и с докучливым любопытством разглядывали странное существо. Большинство людей — Печальный дракон хорошо это знал — даже не считали змееящеров собратьями по разуму. Парадокс: двуногие создания, находящиеся на несравнимо низкой ступени общественного и технического развития считали себя отнюдь не хуже змееподобных властителей океана, настолько велико было биологическое различие между обоими видами, наделенными природой разумом, но разделенными средой обитания, и настолько несовершенно было еще человеческое общество, занятое вечными распрями и постоянными заботами о хлебе насущном. К тому же лишь считанным представителям человеческого рода было известно о существовании Оазиса — центра великой цивилизации змееящеров. А здесь, на материке, лишь изредка появлялись отдельные посланцы Оазиса, чаще одни и те же, и то появлялись крайне редко — только при крайней необходимости.
Похоже, что юноша наконец заметил приближающегося змея. Он встал, вытянул вперед руку, и тут Печальный дракон увидел на человеческой ладони маленькую статуэтку, вылепленную из глины: то было изображение летящего змея. За время пока змееящер приводнялся и добирался к берегу юноша успел слепить его миниатюрную, но поразительно похожую копию.
— Ты знаешь меня? — спросил он человека.
— Да, — просто ответил юноша. — Ты — Печальный дракон.
— Тебя прислал Пилот?
— Нет.
— А кто?
— Никто меня не присылал.
— Что же ты тогда тут делаешь?
— Ничего — просто сижу и смотрю на море.
— А меня откуда знаешь?
— Люди рассказывали, что ты бывал здесь прошлым летом.
О, эти люди — таинственное, непостижимое племя. Это они с первой же встречи так странно прозвали прилетевшего дракона. Печальный — всего лишь какое-то незначительное отклонение в разрезе глаз, о котором сам змееящер даже не подозревал, придавал выражению его лица опечаленный вид. По человеческим представлениям, конечно — ибо покрытое мелкой чешуей лицо морских драконов не знало вообще никакой мимики. И не было ничего трудней для каждого змееящера, впервые сталкивающегося с людьми, постичь, что за гамма чувств и эмоций скрывается за ужимками, гримасами или едва заметными движениями человеческого лица. А смех! Когда Печальный дракон впервые услышал человеческий смех, он напомнил ему дикие животные звуки, и трудно было понять и поверить, что это отрывистое квакание, напоминающее чем-то крики растревоженных чаек, означает, как правило, наивысшую степень радости и веселья.
Поистине необычаен людской род. Сколько удивительных способностей таит в себе невзрачное двуногое существо, именуемое человеком. Но самая поразительная из способностей связана с человеческими руками. Пять тоненьких пальцев на каждой, но чего только нельзя ими сделать. Да взять даже это изображение дракона, быстрыми неуловимыми движениями слепленное из глины. Разве способен хоть один владыка океана сделать что-либо подобное. Да ни в жизнь.
Однако Печальный дракон примчался в такую даль вовсе не для того, чтобы предаваться праздным размышлениям. Он возобновил допрос юноши.
— А Пилота ты случайно не видел?
— Это что ли тот, который управляет летающей колесницей?
— Он самый.
— Кто ж его не видел, если он вчера целый день катал по небу царских дочерей, а под конец потребовал, чтобы младшую отдали ему в жены. Он так и остался ночевать во дворце, вытолкал, говорят, взашей и отца, и стражу, а сегодня задним числом решил сыграть свадьбу. Весь город, поди, сейчас собрался возле дворца.
Новость, услышанная Печальным драконом, не сулила ничего хорошего. Недаром волновались в Оазисе: вот уже несколько недель, как
