что эта статистика является дезинформацией, мы позволим себе смелость утверждать, что он ошибается. Это подлинная статистика, составленная путем суммирования за 1921–1953 года соответствующих данных, имеющихся в I спецотделе. Этот спецотдел, входивший в разное время в структуру ОГПУ, НКВД, МГБ (с 1953 года и по настоящее время – МВД), занимался сбором полной информации о числе осужденных по политическим мотивам у всех судебных и внесудебных органов. I спецотдел – это орган не дезинформации, а сбора всеобъемлющей объективной информации.

Вслед за А. В. Антоновым-Овсеенко с резкой критикой в наш адрес выступил в 1992 году другой известный публицист – Л. Э. Разгон[6]. Смысл обвинений Антонова-Овсеенко и Разгона сводился к тому, что, мол, В. Н. Земсков занимается фальсификацией, оперируя сфабрикованной статистикой, и что документы, которыми он пользуется, будто бы недостоверны и даже фальшивы. Причем Разгон намекал на то, что Земсков причастен к изготовлению этих фальшивых документов. При этом они не смогли подкрепить подобные обвинения сколько-нибудь убедительными доказательствами. Мои ответы на критику Антонова-Овсеенко и Разгона в наш адрес были опубликованы в 1991–1992 годах в академических журналах «История СССР» и «Социологические исследования»[7].

Резкое неприятие Антоновым-Овсеенко и Разгоном наших публикаций, опирающихся на архивные документы, вызывалось также их стремлением «спасти» свою «самодельную статистику», не подтверждавшуюся никакими документами и являвшуюся не более чем плодом их собственного фантазирования. Так, Антонов-Овсеенко еще в 1980 году опубликовал в США на английском языке книгу «Портрет тирана», где назвал число арестованных по политическим мотивам только за период 1935–1940 годов – 18,8 млн человек[8]. Наши же публикации, с опорой на архивные документы, прямо разоблачали эту «статистику» как чистое шарлатанство. Отсюда и проистекали их, Антонова-Овсеенко и Разгона, неуклюжие попытки представить дело так, что их «статистика» правильная, а Земсков якобы является фальсификатором и публикует сфабрикованную статистику.

Со стороны Л. Э. Разгона была предпринята попытка противопоставить архивным документам свидетельства репрессированных сотрудников НКВД, с которыми он общался в заключении. По словам Разгона, «в начале 1940 года встретившийся мне на одной из пересылок бывший начальник финансового отдела НКВД на вопрос: "Сколько же посадили?" – призадумался и ответил: знаю, что на 1 января 1939 года в тюрьмах и лагерях находилось около 9 миллионов живых заключенных»[9]. Нам, профессиональным историкам, прекрасно известно, насколько сомнительна подобного рода информация и как опасно вводить ее в научный оборот без тщательной проверки и перепроверки. Детальное изучение текущей и сводной статистической отчетности НКВД привело, как и следовало ожидать, к опровержению указанного «свидетельства»: в действительности в начале 1939 года в лагерях, колониях и тюрьмах насчитывалось около 2 млн заключенных, из них 1 млн 317 тыс. – в лагерях[10].

Попутно заметим, что общее число заключенных во всех местах лишения свободы (лагеря, колонии, тюрьмы) на определенные даты редко когда превышало 2,5 млн Обычно оно колебалось в разные периоды от 1,5 млн до 2,5 млн Наивысшее количество заключенных за всю советскую историю нами зафиксировано по состоянию на 1 января 1950 года – 2 760 095 человек, из них 1 416 300 – в лагерях, 1 145 051 – в колониях и 198 744 – в тюрьмах[11].

Поэтому нельзя всерьез воспринимать, к примеру, утверждения того же А. В. Антонова-Овсеенко, что после войны в лагерях и колониях ГУЛАГа содержалось 16 млн заключенных[12]. Надо понимать, что на ту дату, которую имеет в виду Антонов-Овсеенко (1946 год), в лагерях и колониях ГУЛАГа содержалось не 16 млн, а 1,6 млн заключенных. Следует все-таки обращать внимание на запятую между цифрами.

Главную причину роста численности заключенных в конце 1940-х – начале 1950-х годов следует усматривать в успехах правоохранительных органов в борьбе с уголовной преступностью. Это – положительный результат деятельности плеяды прототипов Жеглова и Шарапова из телевизионного фильма «Место встречи изменить нельзя», их успехов в обуздании распоясавшейся уголовной стихии. Что касается политических репрессий, то таковые, конечно, тогда тоже имели место, но по своим масштабам, как это видно из таблиц 1 и 3, намного уступали уровню 1937–1938 годов.

А. В. Антонов-Овсеенко и Л. Э. Разгон были бессильны предотвратить массовый ввод в научный оборот архивных документов, включая и ненавистную им статистику репрессий. Данное направление исторической науки стало прочно опираться на документальную архивную базу (и не только в нашей стране, но и за рубежом). В этой связи в 1999 году А. В. Антонов-Овсеенко, по-прежнему пребывая в глубоко ошибочном убеждении, что опубликованная Земсковым статистика является фальшивой, а его, Антонова-Овсеенко, «собственная статистика» якобы правильной (в действительности чудовищно извращенной), вновь с прискорбием констатировал: «Служба дезинформации была на высоте во все времена. Жива она и в наши дни, иначе как объяснить "сенсационные" открытия В. Н. Земскова? К сожалению, явно сфальсифицированная (для архива) статистика облетела многие печатные издания и нашла сторонников среди ученых»[13]. Этот «крик души» был не более чем гласом вопиющего в пустыне, бесполезным и безнадежным (для Антонова-Овсеенко). Идея «явно сфальсифицированной (для архива) статистики» уже давно воспринимается в ученом мире как на редкость нелепая и абсурдная; подобные оценки не вызывают иной реакции, кроме недоумения и иронии.

Таков был закономерный результат схватки между профессионализмом и дилетантизмом, ведь в конечном итоге профессионализм обязан победить. «Критика» Антонова-Овсеенко и Разгона в наш адрес находилась тогда в общем русле наступления воинствующего дилетантизма с целью подмять под себя историческую науку, навязать ей свои правила и приемы научного (вернее, псевдонаучного) исследования, с профессиональной точки зрения совершенно неприемлемые.

Свою лепту в фальсификацию вопроса о численности заключенных внес и Н. С. Хрущев, который написал в своих мемуарах: «… Когда Сталин умер, в лагерях находилось до 10 млн человек»[14]. Если даже понимать термин «лагеря» широко, включая в него также колонии и тюрьмы, то и с учетом этого в начале 1953 года насчитывалось около 2,6 млн заключенных[15]. В Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ) хранятся копии докладных записок руководства МВД СССР на имя Н. С. Хрущева с указанием точного числа заключенных, в том числе и на момент смерти И. В. Сталина. Следовательно, Н. С. Хрущев был прекрасно информирован о подлинной численности заключенных и преувеличил ее почти в четыре раза преднамеренно.

Большой резонанс в обществе вызвала публикация Р. А. Медведева в «Московских новостях» (ноябрь 1988 года) о статистике жертв сталинизма[16]. По его подсчетам, за период 1927–1953 годов было репрессировано около 40 млн человек, включая раскулаченных, депортированных, умерших от голода в 1933 году и др. В 1989–1991 годах эта цифра была одной из наиболее популярных при пропаганде преступлений сталинизма и довольно прочно вошла в массовое сознание.

На самом деле такого количества (40 млн) не получается даже при самом расширенном толковании понятия «жертвы репрессий». В эти 40 млн Р. А. Медведев