Шрифт:
Закладка:
У колодца напились воды, разлеглись под кустами бузины, крича и перебивая друг друга, начали обсуждать происшествие.
— А я говорю, нарочно ударил, — больше всех кипятился Лешка Хаврошин. — Что я, не видел? Чуть бы сунул правой — и мяч в воротах. А он развернулся, — Лешка вскочил, показывая, как бил Бутусов, — и как даст левой.
— Много ты понимаешь, правой-левой, — не соглашался Вовка Фирсов. — Ударь он правой, я бы обязательно взял. А он хотел в угол. Что я, его приемов не знаю?
— Интересно, кто бы это мог быть? — спросил кто-то из ребят, когда спорщики замолчали. Все повернулись к Бутусову, который только что оторвался от ручейка, вытекающего из-под гнилого сруба колодца.
— Немцы, кто еще будет, — сказал Сашка таким голосом, что у ребят возникло подозрение — их товарищ, пользующийся репутацией отчаянного сорванца, не случайно промахнулся по воротам.
Молчавший до сих пор Леонид Дунаев счел нужным разъяснить создавшееся положение:
— Возможен международный скандал, — авторитетно заявил он, оглядывая притихших ребят. — С немцами у нас мирный договор.
Бутусов не стал ждать, чем Марсианин кончит свою лекцию. Молча поднялся и опять пошел к колодцу, а напившись, назад не вернулся. Спустился по дну оврага к речке и медленно побрел берегом, сбивая подобранной палкой встречные лопухи.
Может быть, действительно следовало ударить правой. Все равно ведь промахнулся. Если эти немцы какие-нибудь полномочные представители, то в два счета можно угодить в милицию, а там церемониться не будут.
Домой идти не хотелось, и он решил дойти до конца деревни и там под мостом половить рыбу, и тут увидел Лиду. В руках у нее несколько веточек земляники, усыпанных недозрелыми бело-розовыми ягодами.
— Хороши? — спросила она подошедшего Сашку.
— Не знаю, дай попробовать. — Сашка потянулся к ягодам.
Лида засмеялась и спрятала руку за спину.
— Не сейчас. Я хочу написать натюрморт. В центре будут ягоды. Если хочешь, будем рисовать вместе. Ты все со старинных журналов копируешь, а ведь с натуры гораздо интереснее.
Сашка не знал, что такое натюрморт, но признаться было нельзя.
— Ну и рисуй свою натуру, а меня учить нечего, — и ударил палкой по кусту репейника.
Лида и Сашка — сверстники. Сашке — шестнадцать, Лида на полгода старше. Срок небольшой, но держит она себя как взрослая и, Сашка уверен, здорово задается, потому что живет в Ленинграде. Каждый год она с матерью приезжает на каникулы, и лето они проводят вместе. Но ведь в прошлом году она не была такой. Не морщилась от каждого не так сказанного слова и не делала ему своих глупых замечаний. Сашка и сам не дурак. Захочет, может на память «Мцыри» рассказать. А если он не прочь иной раз слазить в соседский сад за яблоками или заткнуть трубу старой ведьме Малинке, что ж из того, одно другому не мешает. И в ее покровительственной улыбке он не нуждается. А улыбка у Лиды особенная и взгляд такой ясный, что Сашка стесняется смотреть ей в глаза.
— Почему ты такой злой?
— А тебе не все равно? — не глядя, отзывается Сашка.
— Ты заставляешь думать о себе хуже, чем ты есть.
— Ну и думай, мне что.
Она взяла его за руку. Сашка вырвал руку и сунул ее в карман. Этого еще не хватало!
— Ты же, Саша, ведешь себя как какой-нибудь беспризорник. Вот сегодня ты ударил мячом незнакомого человека. Ведь ты насмерть убить можешь. Помнишь, попал в мой велосипед. Он и сейчас стоит без спиц.
— Привези, я новые спицы вставлю. Не знаю, как получилось…
Сашка хотел что-то добавить, но тут же осекся и только исподлобья взглянул на девушку.
— Ты мне не доверяешь?
Сашка покрутил головой. Трудно было признаться, как безнадежно рушится его прежде незыблемый мир. До этой весны он никогда не изменял своим взглядам, составленным еще в начальной школе. Смысл этих взглядов сводился к следующему: все девчонки ябеды, плаксы и трусихи. А вот теперь все перемешалось и все было не так. По вечерам он стал тщательно мыться, надевать чистую рубашку и даже привык расчесывать перед зеркалом свои непокорные русые волосы. Ничего такого с ним раньше не бывало.
Сашка даже помнит, когда это началось.
Они вместе смотрели кино в колхозном клубе. Лида сидела впереди, а Сашка через ее голову перестреливался жеваной бумагой со своими противниками. Лида сказала, что нехорошо мешать другим. Он не один в зале. Зазорно вступать в бой с девчонкой, но и простить было нельзя. Он схватил ее за руку и, заломив, потянул к себе. В этот момент потушили свет. Лида попыталась освободить руку, Сашка не давал. Она так и просидела всю первую часть в неудобной позе, молчала, хотя Сашка все сильнее сжимал ее прохладные пальцы…
— Опять ты молчишь? — сказала Лида.
— Если бы ты была мальчишкой, — неуверенно начал Сашка.
— Считай, что я мальчишка.
— Сейчас проверим.
Сашка тут же вырезал из черемухи палку и подал Лиде:
— А ну, защищайся!
Бой принял совершенно неожиданный оборот. Сухая палка, которую Сашка подобрал на берегу, сломалась от первого удара. Тогда он решил, что пришла пора схватиться врукопашную. Но и тут борьбы по правилам не получилось. Сашка сильно прижал ее к себе, и она сразу как-то надломилась, даже голова ее упала ему на плечо. Тогда он немного ослабил руки: почему-то ему очень не хотелось отпускать ее. Наконец Лида попросила:
— Пусти, Саша, сдаюсь.
— То-то, — сказал Сашка без всякого торжества.
Лида заправила блузку под пояс бордовых шаровар и медленно пошла по тропинке в гору. Сашка искоса глянул на девушку. С лица ее сошел румянец, оно было сейчас бледнее обычного, с матовым оттенком на выпуклом лбу и нежном подбородке. Сашке казалось, что она к чему-то прислушивается. Под горой в кустах тихо журчала обмелевшая Колынья, да где-то далеко, должно быть в Рупасовском болоте, одиноко плакал кулик.
Глава вторая
Лида сидела у открытого окна и писала маслом. Перед ней в синей вазе стоял букет полевых цветов. Цветы были влажными от росы и блестели в лучах утреннего солнца. Сашка тихонько свистнул, но Лида, увлеченная работой, не услышала. Их разделял палисадник, сплошь заросший сиренью и акацией, сквозь которые едва различалась склоненная голова девушки.
Свистнуть погромче Сашка боялся. Он видел, как время от
