Нам все ещё сложно, подкосил очень этот случай, и моё неправильное поведение сыграло огромную роль в том, что Антон все ещё холоден ко мне. Но он растает, я знаю. И всё сделаю для того, чтобы он оттаял. Пора мне добиваться его сердца, кажется…

Но он обнимает. Крепко к себе прижимает и в макушку меня целует, и сидим так минут десять, наверное, в тишине и теплоте друг друга. Говорить не хочется, хочется залезть в голову к Антону и услышать, о чем он думает, чтобы понять, насколько сильно я этого мальчика покалечила.

Я ужасная, да? Наверное, да… Но он почему-то до сих пор рядом. А я, почему-то, очень-очень счастлива.

Поднимаю голову, всё затекло уже от неудобной позы, но вылезать из объятий Антона не хочется ближайшую вечность. Я чуть отстраняюсь и кладу ладошку на щеку, поглаживая пальцем колючую чуть отросшую щетину. Ему идёт. Но без нее в сто раз лучше.

— Красивый, — шепчу, не сдержав эмоций. Правда красивый ведь.

— Подлизываешься, засранка? — хихикает Антон, а сам жмурится от удовольствия.

Веду пальцем по носу, бровям, перехожу на губы. Улыбаюсь от нежности и трепетности момента. И снова рядом с ним словно нет никаких проблем. Так хорошо…

Тянусь к нему и целую его сама. Каждый раз в груди какой кайф от того, что первая тянусь… Целую в уголок губ, улыбаюсь, когда Антон не отвечает, а только подставляет губы для моих поцелуев, дразнит, издевается.

Но я целую. Просто чмокаю все его лицо, зацеловываю все раны, как и обещала, и радуюсь, когда вижу, что Антону приятно. Целую и целую, пока он сам не выдерживает. Обхватывает руками голову и целует в губы, снова стирая всё плохое, что есть вокруг.

— Я завтра поеду к Матвею, не теряй меня, хорошо? — говорю, отстранившись. Не хочу, чтобы Антон думал, что сбегаю. Хочу, чтобы все знал. — Маме нужно в город поехать, поэтому нужно быть с ним.

— Когда ты нас познакомишь? — добивает меня.

— Скоро, обещаю тебе!

Целую ещё раз в губы и сбегаю, как подросток. Скоро… Обещаю, Антош.

Глава 25. Оля

— Ты вообще ничего не ешь, да? Совсем худая стала.

Мама. Она у меня чудо-женщина. Она всегда ворчит на меня, но всегда волнуется и убьет за меня любого. Действительно чудо. Нужно просто привыкнуть к её характеру, она не такая плохая, как кажется. Накладывает мне целое ведро еды, говорит о том, что я похудела, с самого моего приезда.

Матвей ещё спит, он у меня совенок, а мы сидим на кухне, завтракая.

Я правда немного сбросила, хотя сбрасывать мне нечего. Это все нервы и стрессы.

— Нервничаю много, вот и похудела.

— Все болезни от нервов, Оль, ну спокойнее надо быть! Ты из-за долга отца? Давай дом продадим, я не хочу, чтобы ты тянула все это на себе, — говорит мама, прижимая руки к сердцу. Она чувствует себя виноватой, что с долгом отца разбираюсь я. А я искренне не понимаю, как могу сбросить это все на её плечи и просто жить.

— Мама! Никто дом продавать не будет, Матвею тут очень нравится, ты же знаешь. Тем более ты занимаешься с ним, пока я работаю, так что все честно, мы обе стараемся. Я на днях внесу ещё один платеж, мы справимся, хорошо?

Вижу, что мама пытается сдержать слёзы, всхлипывает, и я перевожу тему, чтобы ее не расстраивать ещё больше. Всё произошедшее с отцом очень сильно подкосило её, и какой бы вредной она не была, я конечно её не брошу. Она меня никогда не бросала. Когда у меня была травма на гимнастике, она была единственной, кто не бросил меня, заново учила ходить. Я не забуду это никогда.

— Слушай, а у моих старших игра скоро, не хочешь развеяться? Я билеты возьму, думаю, Матвей тоже будет не против, — предлагаю маме. Она, правда, по футболу больше, потому что папа футболистом был, но хоккей ведь тоже круто! Я до последнего не верила, что это дико интересно, пока сама на игру не попала. Фанат внутри вырастает за первый период и рвется наружу радоваться забитым шайбам в ворота соперника.

— Хоккей… — мама хмурится, скептически смотрит. — Не знаю даже, а когда?

— В эту пятницу.

— В эту пятницу у моей крестницы день рождения, а вот Матвея отведи, думаю, ему понравится.

— Что мне понлавится, бабушка? — заходит в комнату сонное чудо, потирая глазки, но как только видит меня, просыпается сразу, бежит в объятия и запрыгивает на руки, крепко сжимая. Мой котёнок. Как я могу позволить себе его расстраивать?

— Так, вы обнимайтесь, а мне ехать пора, — говорит мама, и ретируется буквально за пять минут, а мы все это время не отлипаем друг от друга. Матвей, кажется, ещё успевает подремать у меня на плече, пока я ношу его на руках, но потом все-таки просыпается окончательно, с улыбкой глядя в глаза. Он очень похож на меня, и я честно и эгоистично очень рада, что он почти ничего не взял от Ярослава. Это глупо, возможно, но мне душу греет.

Мы идём умываться, малыш переодевает пижаму, а потом спускаемся на кухню, чтобы завтракал уже Матвей. Человек предпочитает яичницу, не смею ему отказывать.

— Мамочка, а что бабушка говолила мне должно понлавиться? — спрашивает Матюша, пережевывая огурец.

— Я работаю с мальчиками, которые занимаются хоккеем. И скоро будет настоящая игра, как по телевизору. Пойдешь со мной?

Глаза ребенка загораются, я без слов понимаю, что он пойдет. Побежит. Полетел бы, если бы была возможность.

— Мама! — вдруг вскакивает он, даже вилку роняет от резкости. — А я тозе хочу быть хоккеистом!

О Господи… я роняю ту же вилку, но уже в раковину, когда малыш оглушает таким признанием.

Хоккеистом он быть хочет. Чтобы плечи широкие как дверной проем, а наглости выше крыши? Они все там наглые, я уже точно заметила. Особенно один там… Наглый до ужаса. Сердце своровал, не спросив разрешения, и отдавать не собирается.

— Ты хочешь пойти заниматься хоккеем? — уточняю. Нет, ну вдруг мне послышалось?..

— Хочу, мамочка, хочу! — Матвей хлопает в ладоши и смотрит на меня с предвкушением. — Мозно?

В том и