Машина преодолела трудное место и опять забралась на бетонное русло.

— На работу устраиваться, — непринужденным голосом ответил я.

— Куда? Или, может, секрет? — он с любопытством посмотрел в мою сторону.

— Да еще точно не знаю, — уклончиво отнекался я, разглядывая чернильное небо над верхушками частых деревьев. — Есть рекомендации в парочку мест. Похожу, поговорю. Присмотрюсь…

— Ясно… А сам-то откуда?

— Сам из Тюмени, — солгал я ему.

— Ясно… — кивнул он и умолк.

До города оставалось недолго. Вечер плавно стек в ночь. Над лесом в густой черной мгле наросли крупные звезды. Ночь выдалась спокойной, безветренной, теплой. Я всматривался в плотную таежную темень, начинавшуюся сразу за границей светового пятна, и старался не задремать.

Неожиданно из придорожных кустов под колеса автомобиля что-то метнулось. В следующую секунду я различил голенастого и, как показалось, огромного зайца. Ослепленный машинными фарами, он замер посреди полосы, я успел различить левый глаз зайца, сверкнувший красным горящим углем, и после услышал тупой и сильный удар.

— Твою!.. Сука! — глухо ругнулся водитель, резко ударив по тормозам.

Он остановился посреди безлюдной дороги, соскочил на бетон, зашел перед машиной и стал оглядывать радиатор. Следом за ним вылез и я.

Убедившись, что ничего серьезного не случилось, водитель направился искать зайца.

— Иди, посмотри! — крикнул он мне, склонившись к дороге. — Здоровенный зверюга! Если бы не было кенгурятника, он бы нам точно что-нибудь вынес.

Он поднял мертвого зайца и понес его за загривок к машине. Тело животного вытянулось, задние лапы волоклись по дороге. Водитель приблизился к «Митсубиси» и, демонстрируя мне свой трофей, приподнял тушку повыше. Заяц действительно был очень большим. Левая сторона головы у зверька была сильно разбита, но крови на шерсти виднелось немного.

— Дома потушу тебя с картошкой и с луком, — сказал мой спутник мертвому зайцу и посмотрел на меня: — Ну что, двигаем дальше? Осталось чуть-чуть…

Ханты-Мансийск встретил нас электрическим светом. Это было неожиданно, необычно и несколько удивительно. Вдруг среди хмурых древних болот и дикой чащобы открылось место, где живут люди. Со всеми приметами городской жизни и, конечно, со всеми контрастами. Здесь были и строения из стекла и бетона, отделанные богато, по-модному, ново, и старые длинные двухэтажки из черных от времени бревен, и милые, скромные русские избы. Городок оказался маленьким, тихим, невидным. Через несколько минут мы уже ехали в его главной части. Улицы в этот час практически были пусты. Желая поскорее определиться с ночлегом, я попросил водителя высадить меня рядом с гостиницей, первой, что попадется на нашем пути.

— Мне бы дешевую. Главное, чтобы душ и кровать… — произнес я устало.

— Дешевых тут нет. Есть дорогие и совсем дорогие, — сказал мой попутчик серьезно. — Кстати, одна сейчас будет. Из дорогих…

Он подвернул к трехэтажному зданию и ткнул в него пальцем. На фасаде синим ярко горело: «Гостиница «Обь».

Я сошел на асфальт.

— Вот, возьми, — он что-то бегло черкнул на листочке и протянул его мне, — это адрес и телефон моей тетки, она готова сдать квартиру приезжему. Если для тебя гостиница — дороговато, можешь ей позвонить. Обстановка, правда, попроще, чем здесь, зато и дешевле. А удобств тебе хватит. Даже фильтр там есть и DVD. В Хантах вода не очень здоровая, так что, если хочешь зубы сберечь, советую использовать фильтр.

Я принял листок и поблагодарил парня за помощь. Он в ответ отмахнулся, как бы говоря этим жестом — «Ерунда, глупости все».

«Мицубиси» отъехала. Я проводил машину глазами, подошел к ближайшему фонарю и развернул взятый листок. Имя и телефон были написаны криво. Почерк дрянной, но все же разборчивый, в контурах букв попадались светлые пропуски — стержень скакал:

— Островная Ольга Сергеевна, — прочитал я. — Улица Комсомольская…

Я взглянул на двери гостиницы и, запихнув листок в задний карман, вошел в светлый праздничный холл.

Внутри было безлюдно, за стойкой сидела средних лет женщина. Изящная, светловолосая, с тонким миловидным лицом. Заслышав мои шаги, она отвлеклась от записей в служебном журнале, подняла глаза и приветливо поздоровалась. Поздоровалась она со мной с тем естественным, открытым радушием, каким обладают далеко не всякие люди. Ее улыбка не имела ничего общего с лицемерно растянутыми в стороны углами губ, которые я часто встречал в своей жизни. Глядя на ее улыбку, мне вдруг захотелось поверить, что дружелюбие этой женщины, ее симпатия связаны не только с кругом ее профессиональных обязанностей, но и с искренним, теплым ко мне отношением…

— Добрый вечер, — ответил я.

На бэйджике, который был прицеплен к лацкану темного, строгого кроя, жакета, было написано: «Администратор Ирина Кравченко».

— Вас привез Алексей? — продолжая так же тепло улыбаться, спросила она.

— Кто? — сразу не сообразил я.

— Алексей, — повторила она. — Мне показалось, что это его машина отъехала сейчас от гостиницы. Разве нет?

— Может быть, — я несколько растерянно и смущенно улыбнулся и поспешил ей объяснить. — Я не знаю, как зовут этого человека. Он подсадил меня на трассе, недалеко от кафе «Светлана».

— Чудесно! Проехали столько времени вместе и даже не познакомились, — женщина весело и с любопытством на меня посмотрела.

Я неловко вздернул плечами.

— Впрочем, это на него очень похоже. Не любит условностей, считает их ненужными и пустыми.

— Я заметил, — кивнул я, соглашаясь.

— Однако это не делает его невоспитанным человеком, — она поднялась из кресла и взялась прибирать на столе. — По крайней мере, он в этом честен. Он не говорит вам «спасибо», но и от вас ничего не требует. Если Алексей помогает, то помогает потому, что считает это правильным.

— И еще он, кажется, буддист. Что не мешает ему употреблять в пищу животных, погибших под колесами его автомобиля, и курить кубинские сигареты, — пошутил я.

— Отчего вы решили, что он буддист?

— У него в машине на панели сидит Будда. Христиане обычно иконки и крестики прилепляют…

Я изрядно устал, мне страшно хотелось выкупаться в горячей ванне и лечь спать, забыв обо всем на свете.

— Ах, вот почему… Ну да, наверное, — рассмеялась моя собеседница. Смех у нее оказался молодой и приятный, как улыбка и голос.

Она собрала со стола бумаги и спрятала их в шкаф у себя за спиной.

— Не знаю, как насчет сбитых животных, — усаживаясь на прежнее место за стойкой, продолжила женщина, — а к кубинским сигаретам Алексей привык в Югославии, где служил офицером. Если бы вы оба оказались поразговорчивей, он бы вам, может быть, рассказал про события в Приштине, — она поправила полы жакета и посмотрела на меня с уже серьезным лицом. — Он участвовал в том знаменитом походе. Помните?.. Ну та стычка с НАТО, марш-бросок на аэродром.